Возможно, он недооценивал то удовольствие, которое люди получают от слов. Но когда вы играете музыку, тут как с живописью: вы делаете нечто физическое, ощущаете непосредственный контакт с материалом.
В Нью-Йорке Курт иногда джемовал вместе с Вуди Алленом в составе «Барного диксиленда Аллена». Его друг и адвокат Дон Фарбер говорил, что Воннегут был «весьма одаренным» музыкантом. «Мало кто знал, что он и на пианино играл неплохо»
[734].
Устраивая для меня экскурсию по дому, Марк Воннегут обронил, что отец играл на пианино даже лучше, чем на кларнете. Этот дом был полон собственных картин Марка, мебели, которую он сделал сам. Стояло там и пианино (когда он вспомнил об отцовских музыкальных талантах, мы как раз проходили мимо). Все дети Воннегута переняли от него твердую веру в искусство. Среди них есть и любители, и серьезные художники, но каждый посвятил себя тому или иному виду искусства и пробует себя в других. Однажды мне довелось посетить в Барнстейбле потрясающий мюзикл: Эди Воннегут (в первую очередь – художница) написала его либретто, стала режиссером, сыграла одну из ролей, а кроме того, кажется, еще и сделала костюмы. Когда Воннегут рассуждает, что занятия искусством целительны для души, в искренности его слов сильнее всего убеждает то живое наследство, которое он оставил собственному потомству.
~
«С тех пор, как я начал столярничать, – уверяет Марк (по основной специальности – педиатр), – я измеряю рост детей куда тщательнее. Иногда – с точностью до одной тридцать второй дюйма»
[735].
~
Дик Камминс, еще один бывший айовский студент Воннегута, вспоминает последнее занятие своего первого семестра у К. В. и ожидание финального экзамена:
Был январь, и… ветер хлестал мелкой снежной крупой в дверь нашего домика ‹…›. Наконец… он [Воннегут] решительно шагнул внутрь. Вокруг него крутились снежные вихри. Он захлопнул дверь ногой и опустил на стол лиловый ящик и конверт с пластинкой на 78 оборотов, которые он пронес сквозь метель, прижимая к груди. Он снял зажимы с маленьких динамиков, державшихся на петлях, и мы поняли, что перед нами детский портативный проигрыватель. Не глядя никому из нас в глаза, он [Воннегут] развязал подбородочные завязки своей ушанки, такой же, как у китайских пехотинцев, и постучал ею об свой стол, стряхивая снег. Затем он извлек пластинку из конверта, поставил на проигрыватель, выкрутил регулятор на полную громкость, наконец приподнял звукосниматель и опустил его на пластинку. Сверху к звукоснимателю была приклеена скотчем пятицентовая монетка, чтобы он не скакал.
‹…› – Если вы хотите зарабатывать на жизнь писательским трудом, вам придется переплюнуть вот это! – проорал он, перекрикивая ревущий фонограф, и, снова нахлобучив ушанку, вышел обратно в метель, оставив дверь нараспашку. Он поставил нам увертюру «1812 год», на такой жуткой громкости, что динамики трещали и жужжали.
Наконец один парень по имени Херб, сидевший в первом ряду, дотянулся до проигрывателя и выключил его. Пробираясь домой сквозь метель, мы ворчливо обсуждали, какие же оценки получим за такой экзамен.
‹…› В начале второго семестра мы стали смотреть, кто нам что поставил, и выяснилось, что от Воннегута всем нам досталась «А»
[736].
~
Какими бы коррумпированными, алчными и бессердечными ни становились наши правительство, большой бизнес, СМИ, религиозные и благотворительные организации, музыка никогда не перестанет поражать и очаровывать
[737].
То же касается любого изысканного дуракаваляния в каком угодно виде искусства.
Глава 36
Любовь, брак, дети и все такое
Однажды я услышала, как Джейн Воннегут и Мария Пилар Доносо (жена писателя Хосе Доносо) ведут оживленный разговор на тротуаре рядом с тем домом в «Газосветной деревне Блэка» (это в Айова-Сити), где я тогда жила: дом Воннегутов располагался по соседству с моим. Подойдя к ним, я остановилась. Они объяснили, что обсуждают мужчин и брак. Джейн провозгласила:
– Штука в том, что жить с ними невозможно. Но и без них жить нельзя.
Эта встреча сильно поколебала мою юную склонность считать, что в браке лучше, чем без него. На самом-то деле у обоих состояний есть свои плюсы и минусы.
Но если вы намерены жить с ними, и вы при этом писатель или еще какой-нибудь художник – тогда к вашим услугам не только некоторые мудрые советы Воннегута, но и его личный пример.
~
Рекомендация насчет выбора партнера служит эпиграфом к «Вербному воскресенью»:
Человек, разделяющий либеральные взгляды и выбравший себе в спутники жизни личность, полную предубеждений, рискует своей свободой и своим счастьем.
Эпиграф взят «из тонкой книжки “Наставления в морали”, опубликованной в 1900 году моим прадедом, Клеменсом Воннегутом, атеистом, которому тогда было семьдесят шесть лет»
[738].
Если вы писатель или художник, вам следует выбирать партнера, исходя не только из тех соображений, чтобы его взгляды на фундаментальные вопросы примерно совпадали с вашими (как рекомендует приведенная цитата): вам нужен партнер, который будет хотя бы уважать то, чем вы занимаетесь, а лучше – активно поддерживать вас в этом занятии (какой бы смысл вы ни вкладывали в глагол «поддерживать»). Курт Воннегут был женат дважды, на двух очень разных женщинах, в два очень разных периода своей жизни. И обе, хоть и очень по-разному, сделали его сильнее как писателя.
Курт и Джейн Кокс познакомились еще в детском саду. Как отмечает Дэн Уэйкфилд во введении к собранию воннегутовских писем, в те годы (еще до новой волны феминизма) считалось, что долг жены – вести хозяйство и заботиться о детях, а кроме того – что долг жены писателя – одновременно быть кем-то вроде редактора и эксперта по связям с общественностью. Джейн окончила Суортмор
[739], где состояла в студенческом обществе Фи-Бета-Каппа. Она считала мужа гением. Она делала для его поддержки всё, что могла, разве что не печатала его тексты на машинке.
Если бы она не оказалась готова к финансовому риску, на который он пошел, оставив GE, дабы полностью посвятить себя писательству, или если бы не взяла на себя основное бремя воспитания не только трех их собственных детей, но и принятых в семью племянников, Курту, скорее всего, было бы гораздо труднее писать и весь его творческий процесс пошел бы наперекосяк. Он явно не сумел бы выкраивать время на творчество. Благодаря жене это время у него было. Писательскую карьеру Курта они выстроили вместе, и он это «с готовностью признавал»
[740].
