Если бы она решила закончить нашу совместную жизнь, то сказала бы: «Я тебя больше не уважаю». И тогда – вот тогда всё действительно было бы безнадежно.
Сегодня одна из типичных американских катастроф, каких можно было бы избежать, – это… обилие людей, обращающихся за разводом на том основании, что они больше не любят друг друга. Это все равно что сдать в скупку машину из-за того, что переполнилась пепельница. На самом деле замыкание происходит, когда больше не уважаешь того, с кем живешь, – и тут конец всей механике, от трансмиссии до мотора.
‹…›
«Проникайтесь уважением друг к другу». Вот это почти всем, кто в своем уме, по силам, а проникаясь уважением к другим день за днем и год за годом, человек явно сам станет лучше и другим сделает лучше
[757].
~
Тем не менее даже после развода они с Джейн так и не утратили взаимного уважения.
~
Через несколько недель после своих первых родов (в возрасте тридцати девяти лет) моя приемная дочь заметила со своей неподражаемой сдержанностью: «Теперь я по-настоящему понимаю, что такое полная занятость».
В «Синей бороде» есть сцена, где персонажи обсуждают искусство и семейную жизнь:
– Я всегда хотел быть художником.
– Ты мне никогда об этом не говорил.
– Не думал, что у меня получится. Теперь думаю – получится.
– Слишком поздно тебе начинать, да и рискованно для семейного человека. Проснись! Разве для счастья не достаточно просто хорошей семьи? Другим-то достаточно, – говорила она
[758].
А вот что К. В. пишет в «Вербном воскресенье»:
Я с радостью согласился бы принять «Выпуск 57-го» [хит в стиле кантри, где поется о мечтах обычных людей и об их жизни] в качестве гимна нашей страны, хотя бы ненадолго. Многие говорят, что у нас [у моего поколения] уже есть гимн, поэма моего друга Аллена Гинзберга «Вопль». ‹…› Мне очень нравится «Вопль». Как он может не нравиться? Просто он не имеет особого отношения ко мне или к моим друзьям. ‹…›
И еще одно. Тоже без обид: самый важный и зачастую горький опыт в жизни у меня и у многих других связан с воспитанием детей. «Вопль» не знает этого опыта
[759].
«Самый важный», «горький» опыт. Родительство совершенно преображает твою жизнь, предъявляет такие огромные требования, каких не предъявит ничто другое. Творческие люди часто становятся чрезвычайно скверными родителями. Если уж вы решили обзавестись детьми, отнеситесь к этому трезво. Родительство – тоже вид искусства.
«Мать и отец, – пишет Марк Воннегут, – в преклонном тридцатипятилетнем возрасте, испытывая большие финансовые затруднения (это было за десять лет до выхода “Бойни номер пять”), взяли в семью еще четверых детей, а также двух собак и одного кролика. Независимо от того, что хорошего или плохого мои родители делали или не делали на протяжении остальной жизни, это был совершенно правильный поступок»
[760].
Воннегут говорит (в «Сиренах Титана», устами своего персонажа Константа):
‹…› Мы поняли, что смысл человеческой жизни – ‹…› только в том, чтобы любить тех, кто рядом с тобой, кто нуждается в твоей любви
[761].
~
Но правильные поступки зачастую дорого обходятся.
К распаду брака Курта и Джейн, длившегося больше четверти века, привело множество факторов. Возможно, одним из этих факторов как раз стало напряжение, вызванное необходимостью на практике проявлять любовь к стольким детям в течение стольких лет.
~
Каким отцом был Курт Воннегут? В 1982 г. его старшая дочь Эди вспоминала кое-какие подробности, которые позволяют получить некоторое представление об этой стороне его жизни:
Когда мне исполнилось шестнадцать и я стала всё больше своевольничать, я решила начать звать отца «Младший». Просто «Младший» – и всё. К примеру: «Эй, Младший, а можно ты меня подбросишь до Гианниса?
[762]» Меня никогда не наказывали за эту дерзость. Более того, мне даже никто не делал замечаний насчет этого. Он просто откликался на это прозвище, словно ничего не изменилось. Думаю, его вряд ли так уж радовал этот новый уровень фамильярности. Ведь это, прямо скажем, неподходящее прозвище для отца, тем более когда он такой высокий. И потом, в этом имени – «Младший» – сквозила какая-то снисходительность. Но он никогда не возражал. Мне-то казалось, что это забавное прозвище, я его так называла любя. Это как бы уравнивало нас в размерах. Думаю, мне казалось, что я вполне могу вот так «уменьшить» его, из-за одного случая, который произошел, когда мне было двенадцать. Помню, меня тогда очень беспокоили всякие серьезные вопросы насчет жизни, Бога и прочего, я совсем запуталась и спросила у него, в чем тут вообще дело, я-то думала – он знает, ведь он же старше, он – мой отец. То, что он сказал, стало для меня первым большим откровением в жизни. Он сказал, что мы с ним по большому счету почти ровесники. С нашей точки зрения, между нами колоссальная разница в возрасте, но если взглянуть на это в космических масштабах, то он, может быть, всего на полсекунды старше меня, а может, разница и того меньше… и что мы оба одновременно впервые испытываем одно и то же. Скажем, когда умерла наша собака, это для нас обоих было первое такое переживание. И еще он сказал, что он не лучше умеет управляться с жизнью, чем я. Это стало для меня такой новостью. Я-то думала, придет время – и он посвятит меня во все, что знает. С тех пор я его в каком-то смысле воспринимала как ровню, как приятеля, как совершенно обычного человека, который, как и я, пытается впотьмах разобраться во всяких вещах. Я очень ценю такой его подход, и я восхищаюсь тем, что он не стал разыгрывать из себя всезнающего мудреца. Благодаря этому я стала относиться к нему прежде всего как к человеку, а потом уж – как к отцу. Кроме того, благодаря этому я уже с ранних лет в полной мере осознала: осмыслить, что происходит, я должна сама. Думаю, всё это – Правда, и я за нее благодарна. ‹…› Отсюда и прозвище «Младший». ‹…› Через какое-то время после того, как я начала его так называть, он перестал официально употреблять слово «младший» после своей фамилии. В этом был глубокий философский смысл. Может, его просто достало, что дочка вечно кличет его «Младшим». Надо сказать, я его больше так не называю. Я его называю «папа». Хотя меня так и тянет называть его «Младший», или «Попрыгунчик», или «Мужичок», или еще каким-нибудь очень нежным, забавным, фамильярным прозвищем. Скажем, «Пушистик» или «Селезень»
[763].
