~
Существует детская книжка довольно большого формата (по высоте она побольше, чем по ширине, поэтому ее стоило бы назвать высокой), в великолепной ярко-голубой обложке с изображением Солнца, Луны и звезды. Она так и называется – «Солнце, Луна, звезда». Вышла она в 1980 г., и ее авторами стали Курт Воннегут и архитектор Иван Чермаев – мой сосед по даче (так уж случилось). Я поинтересовалась, как они познакомились и стали сотрудничать. Мне казалось, что они довольно долго обменивались идеями насчет сюжета и иллюстраций.
Но Иван Чермаев поведал мне другую историю.
В 1970-х гг. их познакомил общий друг. В то время Иван делал коллажи, и друг заявил, что их просто необходимо показать Курту. Иван говорит: «Меня просто интересовали различные формы Солнца, Луны и звезд, их взаимоотношения, так что я сделал сотни коллажей, понятия не имея, как поступлю с ними дальше». Вняв совету, он «вручил Курту стопку из примерно сотни коллажей – и потом от него три месяца не было ни слуху ни духу. И я подумал: ну ладно, Курта это не заинтересовало, а может, у него появились дела поважнее. Но тут Курт позвонил. И вскоре явился ко мне, и сел за мой большой стол, и положил на него ноги, и стал наблюдать, как я просматриваю то, что он сделал. – Иван смеется. – То, что он сделал, вообще никак не связано с Солнцем, Луной и звездами. Курт расположил все это в своем особом порядке, он следовал собственной идее, которая была максимально далека от моей. Он не изменил только одно – название, которое я придумал, – фыркает Иван. – Ему явно очень нравилось следить за моей реакцией. А я просто пришел в восторг: он же меня так удивил».
Какую же историю выстроил Курт из рисунков Ивана? Рассказ о рождении Создателя Вселенной – с точки зрения самого новорожденного.
~
В изданной «книжке-раскладушке» ее авторы приоткрывают завесу тайны над их совместным творческим процессом:
Эта книга – эксперимент по созданию музыки для глаз, а не для ушей.
Вначале Иван Чермаев нарисовал иллюстрации – не объяснив, что они означают. Затем Курт Воннегут написал слова, которые подходят к этим картинкам.
А стало быть, это песня, просто вначале для нее сочинили музыку, а уж потом – слова.
Простенький гимн для печатного станка. Кому-то может показаться забавным спеть собственные слова на мелодию Чермаева.
~
Два взрослых человека забавляются, только и всего: один – очертаниями, фигурами и их взаимоотношениями, другой – словами и их взаимоотношениями с фигурами и очертаниями.
~
Развлекайтесь на всю катушку!
Врубите музыку!
Глава 8
Еще кое-что о главной движущей силе творчества, или Не бойтесь
Если вы действительно ощущаете настоятельную потребность в том, чтобы другие услышали то, что вы намерены высказать по некой теме, эта глубоко ощущаемая необходимость будет поддерживать вас на всем пути – через годы, через остановки и возобновления работы, через неверные подходы, через взлеты и падения, эти «американские горки», когда писательский труд порой кажется тяжелым и нудным, порой вызывает восторг, а порой приводит в уныние.
Наука подтверждает, что мотивированность «внутренней» заинтересованностью приводит к самым большим успехам, особенно если она сочетается с практическими поощрениями
[161].
Вот что Воннегут некогда написал своему отчаявшемуся другу – чилийскому писателю Хосе Доносо. По мнению одного из воннегутовских биографов, в этом послании он «откровеннее всего высказал свою позицию по этой трудной писательской задаче – необходимости постоянно продолжать работу»
[162]. Хосе тоже преподавал в айовской Писательской мастерской, и они с Куртом (а также их жены) очень сдружились. Курт Воннегут, как мы уже знаем, работал над «Бойней номер пять» в течение двадцати с лишним лет. Хосе Доносо трудился над своим романом «Непристойная ночная птица» десять лет – и написал Курту, жалуясь, что эта книга приводит его в отчаяние. Он даже начал подумывать о самоубийстве. Писание этой вещи изматывало его, он чувствовал, что уже больше ни на что не годен, слаб, бессилен, жалок. И он просто упрятал рукопись в коробку – всю тысячу страниц.
Курт тогда как раз намеревался вернуться в Дрезден, чтобы провести там кое-какие изыскания для «Бойни номер пять» вместе со своим другом-однополчанином Бернардом О’Хэйром. Их «жутко подвело коммунистическое турагентство», напутавшее с бумагами, в результате чего они не смогли поехать в Ленинград, хоть и заплатили за это путешествие. Им пришлось изменить маршрут, и теперь они оказались в Хельсинки (поспешно пишет он Хосе карандашом).
Если вы, дорогой писатель, и в самом деле чувствуете такую настоятельную потребность рассказать миру о волнующей вас теме, тогда вот вам правило прорыва № 6, взятое из этого письма: «Не бойтесь».
Хельсинки
22 октября 1967 г.
Дорогой Хосе, дорогая Мария Пилар,
не без самодовольства сообщаю, что очутился в Хельсинки, очень странном месте. После захода солнца тут все норовят дико нализаться. Мой спутник, старый боевой товарищ, – прокурор округа Нортхэмптон (штат Пенсильвания). Я бы в жизни не добрался до Дрездена, если бы рядом не было юриста. Мне стоило колоссальных трудов добыть визу. И все-таки, оказавшись там, мы обнаружили, что на стенках мужских туалетов везде написано «007» – кодовое имя Джеймса Бонда.
Нас жутко подвело коммунистическое турагентство. Примерно за 200 долл. они продали нам билеты и забронировали нам номера: всё это якобы должно было обеспечить нам спокойную шестидневную поездку из Берлина в Варшаву и потом в Ленинград. Но, когда мы попытались совершить эту поездку, нас не пустили даже на поезд, отправлявшийся из Берлина: агентство дико напутало с бумагами. Мы попытались добиться, чтобы нам вернули деньги, но над нами только посмеялись и сказали, чтоб мы катились к едрене фене. Мы, в общем, так и поступили. Мы полетели в Гамбург, а уж оттуда – сюда. Завтра (в понедельник) мы попытаемся снова добраться до Ленинграда. До него уже остается всего шестьдесят миль. Английский язык тут бесполезен. Как и французский. Как и немецкий.
Понятное дело, в нынешнем октябре – пятидесятилетие русской революции, так что Ленинград должен производить очень сильное впечатление. В Восточной Германии тоже очень веселятся насчет этих пятидесяти лет. Тут вечно чего-то не хватает.
