Может быть, его родители сумели бы помочь себе сами? Или они были запрограммированы вести себя именно так, как вели, – биохимией, воспитанием? Возможно ли для человека преодолеть ту программу, которая в него заложена?
Воннегут некоторое время ходил к психотерапевту, пытаясь разобраться в том, что такое депрессия, и понять, откуда у него берутся регулярные и периодические вспышки гнева. По поводу своего романа он замечает: в нем «мотивы поступков всех персонажей объясняются на основании химических процессов, идущих у них в организме»
[187]. «Главная тема этой книги – самоубийство», – признавал он
[188].
В ней повествователь спрашивает сам себя: «Боишься, что покончишь с собой, как твоя мать?»
[189].
Воннегут поясняет:
Что касается реальной смерти, мне этот выход всегда казался соблазнительным, поскольку моя мать таким образом решила массу проблем. Дитя самоубийцы всегда будет считать смерть, настоящую… логичным способом решения всех проблем, в том числе решением простой задачки по алгебре
[190].
Неизвестно, действительно ли его мать покончила с собой или же речь идет о случайной передозировке барбитуратов. Как бы там ни было, это случилось очень не вовремя. Курт проходил тогда начальную армейскую подготовку. Он устроил родным сюрприз, явившись на трехдневную побывку (ему разрешили ее по случаю Дня матери
[191]). Его сестра Элис
[192] тоже приехала домой. На третье утро – как раз в День матери – они нашли свою мать мертвой.
Марк, сын Воннегута, говорит, что до определенного времени отец не говорил о смерти своей матери как о самоубийстве. Брат и отец Курта не были уверены в причине этой смерти. Хотя мать Курта была писательницей, она не оставила предсмертной записки. Но она была очень отстраненной и депрессивной матерью, часто надолго запиралась у себя в комнате. Марк полагает, что его отец мог выстроить версию о суициде на основе всех этих «отсутствий».
Смерть, намеренная или нет, – это окончательный уход. И можно счесть, что умерший бросил вас. Если есть вероятность, что эта кончина была намеренной (и даже просто произошла из-за чрезмерной беспечности), если кто-то – особенно ваша родная мать – не хочет жить ради вас, вам вполне может показаться, что вы ничего не стоите. Что это ваша вина. Говорят ведь, что выжившим свойственно особое чувство вины перед погибшими. Возможно, тут как раз такой случай – в острой форме.
Я не понаслышке знаю, что такое самоубийство и как оно действует на близких покойного: моя сестра пережила суицид своего первого мужа. И я, дорогой Курт, с трудом могу вынести мысли о том, какое же воздействие оказало на вас это событие.
Между тем «Завтрак для чемпионов» – это, как ни странно, вовсе не угроза покончить с собой. Наоборот: в нем содержится своего рода обещание, мое заверение, что теперь я это преодолел. А для меня это немало. Когда-то я думал о таком исходе как о совершенно разумном способе избежать чтения лекции, или сдачи рукописи в срок, или прихода на коктейль
[193].
~
Как обычно, это «приключение», имеющее форму романа, развивалось не по прямой. Когда-то предполагалось, что «Завтрак для чемпионов» и «Бойня номер пять» будут составлять единую книгу
[194]. Позже предполагалось, что «Завтрак» будет описывать мир, где все – роботы (кроме повествователя). Даже Иисус Христос: «Он был роботом, который умер за мои грехи»
[195].
Когда «Завтрак» наконец был закончен, его автор отметил:
У меня такое ощущение, что «Завтрак» станет последней из этих терапевтических книг, а это, вероятно, не очень-то хорошо. Из безумия вырастают некоторые замечательные происшествия искусства. В финале «Завтрака» я отпускаю на свободу персонажей, которых использовал в хвост и в гриву. Я сообщаю им, что они мне больше не понадобятся. Теперь они могут следовать собственной судьбе. По-видимому, это означает, что и мне тоже дарована свобода следовать моей судьбе. Я больше не обязан о них заботиться
[196].
~
Всякий хочет каких-то абсолютов. Даже Курт Воннегут, который их вообще-то терпеть не мог. Он хочет даровать своим персонажам свободу и сам освободиться от них. И хочет, чтобы это была последняя «терапевтическая книга». Однако ничего из этого не сбылось. Его персонажи (в том числе самоубийцы и ветераны) еще вернутся, как и темы, на которые он больше не собирался писать. Однако проблемы самоубийства и войны больше не будут оказываться в центре внимания работ Воннегута. Так что психологически эта его оценка, похоже, вполне верна. Когда мы напрямую обращаемся к нашим важнейшим проблемам (связанным с событиями и людьми, которые оказали самое глубокое влияние на нашу жизнь), эти проблемы не исчезают. Но они явно могут стать для нас не такими тяжелыми.
~
Есть научные данные, указывающие на то, что такое ныряние в былую травму может отразиться на человеке негативно
[197].
В романе «Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер» Элиот Розуотер после нервного срыва попадает в психиатрическую лечебницу, где с ним встречается музыкант, играющий для пациентов. Сын музыканта вспоминает:
‹…› Там он разговорился с Элиотом, и тот ему показался самым разумным и нормальным из всех американцев, каких он до этого встречал. Когда Элиот стал выздоравливать и выписался, отец позвал его к нам, на обед. Помню, как отец представил его нам: «Вот, познакомьтесь: это пока что единственный американец, который прочувствовал, что такое Вторая мировая война».
