Да и вообще, что такое «неуспех»? В этом случае – просто не тот результат, которого ожидали.
~
Такие вопросы возникают снова и снова. «Можно ли действительно научить кого-нибудь писать?» – спросил один из редакторов The New York Times у Воннегута, как раз когда тот готовил для этой самой газеты статью на эту самую тему. Такое предположение – пережиток одной легенды, заявит Воннегут в этой статье [ «Наперекор крутым парням»]:
‹…› Из тех времен, когда американские писатели мужского пола вели себя как Хамфри Богарт, дабы доказать, что, хоть они и обладают повышенной чувствительностью и любят красоту, они все-таки вовсе не гомосексуалисты. Итак, Легенда. Такого вот крутого парня, забыл, кого именно, попросили выступить на творческом семинаре. И он сказал там: «Да какого черта, что это вы тут делаете? Ступайте домой, приклейте задницу к стулу и пишите, пишите, пишите, пока у вас башка не отвалится!». Ну, или что-то в этом роде. ‹…›
Того типа из “Нью-Йорк таймс”, который интересовался, можно ли научить кого-нибудь писать, научили писать редакторы. А что касается того крутого парня, который заставил студентов и их преподавателя ощутить себя какой-то дрянью, которую притащил кот (вероятно, он еще и на пол плюнул, выдав им свою тираду), то он, скорее всего, как и я, подавал своим будущим издателям рукописи, которые так же нуждались в ремонте, как и то, что я получаю от студентов мастерской.
В общем, мой ответ: послушайте, ведь учителя писательского мастерства существовали задолго до того, как появились курсы писательского мастерства. Такие люди назывались – и продолжают называться – редакторами
[313].
Возможно, тот «крутой парень», о котором он рассказывает, – это Нельсон Олгрен, писатель, который тоже преподавал в этой мастерской. Он тоже (как и Бурджейли, как и сам Воннегут) вел у нас курс под названием «Формы художественной прозы» – и с нагло-презрительным видом удивлялся, с чего это мы пришли в университет, пытаясь научиться писать. Я сразу поняла, что Олгрен – настоящий мастер. Но, черт возьми, как же мне хотелось спросить у него: зачем же он торчит перед нами на кафедре, не гнушаясь получать деньги за свои уроки и тратя свое собственное время на эти наставления, коль скоро они так бесполезны? Может, ему лучше было бы и дальше шнырять по сомнительным чикагским улочкам, где он, видимо, и приобрел когда-то свои литераторские умения?
Воннегуту, надо признать, тоже было свойственно некоторое позерство, но он все-таки не делал вид, будто его писательский талант в готовом виде ниспослан ему напрямую Зевсом-громовержцем.
И он не путал жизненный опыт с писательским мастерством.
Когда в одном из интервью 1970 г. его спросили, повлиял ли на него «какой-нибудь конкретный писатель или стиль», Воннегут ответил так:
Нет, хотя сам я считаю себя «научившимся» писателем, а ведь среди авторов, которые активно пишут и печатаются, мало кто в таком признается. Вот что я имею в виду. В школе у нас выпускалась ежедневная газета, я в ней работал, и, поскольку я писал в ней для таких же школьников, как я, а не для учителей, мне было очень важно, чтобы они понимали то, что я говорю. Так что простота моих писаний – и это, между прочим, не какое-то плохое качество – объясняется тем, что моя тогдашняя читательская аудитория состояла из старшеклассников. Кроме того, сама идея незамысловатого стиля тогда носилась в воздухе: ясность, более короткие предложения, сильные глаголы, не напирать на всякие там наречия и прилагательные – ну, и тому подобное. А поскольку я и без того верил в достоинства прозы такого типа, я стал довольно-таки «обучаемым» по этой части и очень усердно работал, чтобы добиться как можно большей ясности и чистоты стиля.
Когда я пришел в Корнелл, опыт работы в ежедневной газете… позволил мне стать большой шишкой в корнеллской «Дейли сан». Думаю, именно это постоянное взаимодействие с газетной аудиторией сформировало мой стиль. И потом, я специализировался на химии, так что всякие высоколобые преподаватели литературы наставляли меня мало.
‹…› Мои руководители в «Сан» давали мне множество советов, которые опять-таки касались ясности, экономности текста и прочего в том же духе ‹…›. Журналы в ту пору процветали, и их редакторы неплохо знали, что это такое – правильно рассказать историю, хорошо изложить сюжет ‹…› И еще надо иметь в виду: вам приходилось делать то, что они вам говорят, иначе вы не смогли бы продать им ваш рассказ. ‹…› Так что я с самого начала проходил подготовку по части основных журналистских приемов – и мои наставники были настоящие мастера своего дела, в самом реальном смысле. Надеюсь, я достаточно ясно дал понять, что эти редакторы не были какими-то презренными тиранами. Это были сведущие профессионалы, увлеченные своей работой. Главное – я хочу сказать, что меня научили писать так, как я пишу сейчас [курсив мой. – С. М.]
[314].
~
А как насчет собственно рассказывания историй – если мы будем рассматривать его отдельно от писательства? Ведь писать прозу как таковую – это одно, а сплетать сюжет – другое. Воннегут обсуждал это со своим другом – писателем Сидни Оффитом. Тот преподавал значительно дольше Воннегута: в Нью-Йоркском университете, в колледже Хантера, в Новой школе
[315]. «Должен вам сказать, – замечает Оффит, – что дар сюжетчика, дар рассказчика встречается реже, чем талант сочинителя поэтичной прозы или способность писать изящно. Гораздо, гораздо реже». Он добавляет: «Все мои студенты, которые умели писать истории с сюжетом, в конце концов увидели свои тексты в печати»
[316].
И Оффит прав. Да, очень многие студенты пишут хорошо. Но тех, кто умеет рассказать историю, куда меньше.
Студенты всю свою жизнь писали. Но это не значит, что всю свою жизнь они писали истории.
~
Формула Воннегута:
Курс писательского мастерства позволяет опытным редакторам поработать с вдохновенными дилетантами
[317].
~
Сегодня повсюду полно всяческих курсов писательского мастерства и программ обучения ему, и я, пожалуй, склонна согласиться с мнением Нельсона Олгрена. Некоторые сейчас очень возмущаются выдачей дипломов магистра изящных искусств в области писательского мастерства
[318]. Если у вас есть какой-никакой талант, страстная увлеченность писательством и хорошая история, которую вы хотите поведать миру, надо ли тратить бешеные деньги на обучение в такой магистратуре, чтобы отшлифовать ваши умения? Нет. Совсем не обязательно.
