Истории, рассказываемые человеком, принадлежат к числу самых сложных, чарующих и информативных артефактов, которые он создает.
Чтобы доказать справедливость своих идей, он разбирает рассказ Дэвида Герберта Лоуренса «Пожалуйста, предъявите билеты» – приводя его текст целиком (всё это занимает половину объема его дипломной работы). Рассказ «следовало привести полностью», объясняет он, поскольку, «предлагая лишь его фрагменты», мы преподнесли бы читателю лишь осколки разбитой вазы, не дающие никакого представление о «ее форме».
[Этот рассказ] – сокровище культуры именно благодаря тому, чем так пренебрегают антропологи: благодаря тому, как рассказана эта история.
Имея в виду общепринятый научный метод, он отмечает:
‹…› Вполне возможно… провести… весьма полезный анализ формы любой истории… так, чтобы другие исследователи, проводящие независимый анализ той же истории, пришли почти к таким же выводам.
Он дает иллюстрацию – своего рода график. Слева – вертикальная ось. Горизонтальная начинается примерно посередине вертикальной и пересекает страницу.
По вертикали – «степень удачливости или неудачливости персонажей ‹…›. Удача – вверху, неудача – внизу, нулевое состояние – посередине: это некая усредненность, а может быть, сон». Горизонтальная ось отражает нейтральное состояние жизни-идущей-как-обычно. Относительно нее и происходят флуктуации (колебания), отражающие превратности судьбы персонажей.
Отсюда можно видеть… что такие флуктуации между удачами и неудачами в значительной мере определяют форму.
Для наглядности представим, что история начинается с момента, когда ее центральный персонаж (персонажи) испытывает изменения в уровне своего благополучия, а завершается, когда эти колебания затухают. Всё прочее – лишь фон.
‹…› Умелого современного рассказчика очень заботит форма его историй, потому что он буквально помешан на том, чтобы всегда развлекать, чтобы не наскучить, чтобы его аудитория осталась удовлетворенной.
Существует хорошо известное кредо сегодняшних рассказчиков, которые хотят, чтобы их любили. Я не сумел выявить его автора, но звучит оно примерно так: «Рассказчик должен поведать свою историю так, чтобы читатель не счел, будто зря потратил время на эту историю».
Воннегут начинает с простой сюжетной схемы, которую он часто разбирал на занятиях:
В тексте работы Воннегут приводит схемы нескольких классических сюжетов (и необычных современных). «Гадкий утенок», «самая простая формула из всех», выглядит как несколько ступенек. «Превращение» Кафки начинается на срединной линии, а затем резко ныряет вниз – и больше никогда не поднимается.
Историю, изложенную в библейской Книге Бытия, он именует «артефактом великолепной формы»:
Начинается она, как почти все другие мифы о творении… с кривой типа «Гадкий утенок» ‹…›. Но полюбуйтесь, что проделывает неизвестный гений-рассказчик, дойдя до верхней ступеньки Книги Бытия ‹…›. Он изгоняет Адама и Еву из той совершенной вселенной, которую он только что сам создал для своей аудитории.
Воннегут завершает свою работу следующими броскими утверждениями:
Графический метод, представленный выше, позволяет извлечь на поверхность скелет любой истории, в результате чего ее – уже в качестве скелета – можно изучать и обсуждать с некоторой долей объективности ‹…›.
Питаю надежды, что подобного рода литературные скелеты заинтересуют антропологов, которые привыкли работать с голыми костями.
Имеется и приложение: «Простые скелеты 17 историй, взятых из весьма разнообразных источников»
[419]. Это схемы, набросанные на дешевой бледно-зеленой миллиметровке. Выглядят они очень забавно: может даже показаться, что автор дипломной работы издевается над нами.
Воннегут снова попытался убедить антропологов, что формы историй столь же увлекательные и достойные изучения артефакты, сколь любые другие объекты культуры. Но факультет антропологии Чикагского университета отверг его дипломную работу. Снова.
Еще бы не отвергнуть! Половину текста занимает перепечатка чужого рассказа. Язык – неформальный и ненаучный. Последняя строчка – великолепный пример типично воннегутовского остроумия. Хоть он и задает провокационные вопросы о культурном значении историй (в частности, интересуется, почему в 1950-е гг. редакторы так настаивали, чтобы в начале рассказа персонажи находились «в комфортных обстоятельствах» и «в конце пребывали в еще более комфортных»), работа, скорее, показывает формы сюжетных схем, нежели доказывает, почему эти формы являют собой антропологические артефакты.
Получив второй отказ, он откликнулся на него так: «Пусть катятся к едрене фе-е-ене»
[420].
В то же самое время он преподавал в Айове те же самые свои представления о рассказывании историй. Боб Лерман вспоминает: «На занятиях Курт очень раздражал некоторых студентов, сводя всякий художественный текст к диаграмме. “Затащите героя в какую-нибудь переделку. А потом вытащите его оттуда! – говаривал он. – Человек свалился в житейскую яму – вот вам и сюжет!”»
[421]
А потом удача посетила самого Воннегута. Наступило время стремительного взлета. Он получил широкое признание. Через шесть лет после того, как Чикагский университет отверг его дипломную работу, в том же учебном заведении сочли, что «Колыбель для кошки» вполне может считаться таковой – и в 1971 г. вручили автору «почетный» диплом.
В дальнейшем он часто читал лекции о сюжетных схемах историй, рисуя их почти как в своей дипломной работе, только вживую, лично, на доске.
Вот она, самая настоящая история успеха. Остается добавить, что одна из этих лекций, построенная на основе отвергнутой дипломной работы, невероятно увлекательная и информативная, сегодня доступна всем желающим благодаря YouTube.
Воннегута уже нет с нами. Но голые кости его дипломной работы продолжают жить.
