Статью «Как писать хорошим стилем», написанную как часть серии очерков-рекомендаций, финансировавшихся International Paper Company и печатавшихся в The New York Times (рецепты из этой статьи подробно обсуждаются в первой части нашей книги), позже перепечатали в «Вербном воскресенье» – сборнике воннегутовских эссе, практически дословно. Однако графический облик текста здесь совсем иной.
Из-за этого текст выглядит совсем не так весело.
Он не разделен по газетным колонкам, не соблюдены газетные отступы и выступы, нет таких цифровых обозначений, жирного шрифта, рисунков-комиксов, фотографий, всех этих песен и плясок для глаз. Поэтому рекомендации, обращаемые Воннегутом к начинающим писателям, при таком воспроизведении действуют гораздо слабее.
Ирония судьбы: очерк «Как писать хорошим стилем» оказался перепечатан без сохранения его визуального стиля.
~
Короче говоря, внешний вид – это важно, о чем бы ни шла речь – об одежде для тела или об «одежде» для текста.
~
Воннегут часто разбивал куски повествовательного текста какими-нибудь печатными врезками – фрагментами пьес, стихотворениями, цитатами. Такое изменение формы – как и изменение звучания – приносит читателю облегчение. То и другое работает как ритмический инструмент, при необходимости меняя, так сказать, темп текста.
Я решил проделать эксперимент – вставить кое-какие кулинарные рецепты в роман «Малый не промах», жутко мрачную книгу. Мне вдруг показалось, что это будет дико смешно. Я уже придумал героя, очень хорошего повара. Экспериментируя с ним, я заставлял его сообщать рецепты каких-нибудь блюд, которыми он особенно гордится. И на странице это выглядело очень потешно – и очень аппетитно. Я понял, что это работает примерно так же, как музыка в каком-нибудь спектакле: посреди драматического действа приятно услышать мелодию, испытать облегчение. Я постарался, чтобы рецепты у меня работали так же: почти все с ума сходят по еде
[533].
Страницы некоторых своих книг Воннегут испещряет рисунками. Особенно славится этим «Завтрак для чемпионов». В других вещах у него более сдержанная графика:
По ряду причин мне показалось, что это очень подходяще – писать коротенькие эпизоды, коротенькие эссе [из которых складывается роман] и отделять их друг от друга какой-нибудь типографской загогулиной
[534].
Например, полоской (__________) или тремя звездочками (***).
В романе «Фокус-покус» он пишет с прописной буквы определенные слова, которые принято писать со строчной, а все числительные (кроме тех случаев, когда с них начинается предложение) записывает цифрами («Может быть, ему казалось, что, если цифры разбавлять буквами, они потеряют свою силу»): например, «в 1 прекрасный день». В «Рецидивисте» он, наоборот, записывает годы не цифрами, а словами: «утро тысяча восемьсот девяносто четвертого года» и т. п. В «Галапагосах» он прямо в тексте заранее отмечает звездочкой имена тех персонажей, которым суждено умереть на страницах этого романа.
Все это нацелено на то, чтобы мы «услышали мелодию» и «испытали облегчение». Автора явно очень заботит, как его произведение будет выглядеть «на странице».
Кроме того, я очень люблю всякие шуточки, поэтому мои книги часто представляют собой мозаику: скорее это комические романы, а не трагические
[535].
~
Некоторых читателей раздражает вечное повторение фразочки «такие дела».
Некоторые читатели сходным образом реагируют на эти графические причуды.
Иногда я тоже так себя веду.
~
Из-за этих приемчиков – и из-за общей «хорошей читаемости» – критики иногда недооценивают произведения Воннегута. Да и обычные читатели тоже. Некоторые говорят, что читали Воннегута только в старших классах или в колледже, словно лишь в эту пору жизни его можно принимать всерьез. Отвечая одному из литературных критиков, Джон Ирвинг замечал в New Republic, что «ясность Воннегута – плод тяжелого и отважного труда», разбивая в пух и прах абсурдное представление: «Если литературное произведение мучительно изломано и требует жутких усилий для своего прочтения, то оно наверняка являет собой нечто серьезное»
[536].
Игровой подход Воннегута к тексту может создать у читателя ощущение, что К. В. небрежно относится к грамматике и пунктуации. Не далее как на прошлой неделе один аспирант Колумбийского университета в разговоре со мной занял именно такую позицию. Вовсе нет. Воннегут. Отлично. Владеет. И тем. И другим.
Он мог так развлекаться в своих текстах именно благодаря тому, что великолепно овладел механикой и архитектурой языка (и писательства как такового). Свобода дурачиться проистекает именно из мастерства.
~
Барри Каплан, один из айовских студентов Воннегута, как-то раз принес ему трехстраничный рассказ из одного-единственного предложения, «представлявшего собой, по сути, математическую формулу из области теории вероятностей. Воннегут спросил, не специализировался ли я на математике. Я ответил, что сам выдумал эту формулу: мне просто хотелось узнать, насколько длинное предложение я сумею написать – так, чтобы оно сохраняло смысл с точки зрения грамматики. Воннегуту это понравилось».
~
Об эффективности воннегутовского членения текста на абзацы можно написать целую научную работу. Скорее всего, кто-то уже это проделал.
«Переход на красную строку» зрительно занимает немного места, но именно его достаточно, чтобы взгляд и мозг читателя сделали небольшую паузу. Благодаря этому подчеркивается последняя фраза предыдущего абзаца и первое предложение нового. Вот пример из романа «Фокус-покус»:
В папке хранились рапорты частного детектива, которого Уайлдер нанял следить за моей личной жизнью. ‹…› Он не пропустил ничего из наших с Зузу выходок за весь второй семестр. Только 1 эпизод он истолковал неправильно: когда я поднялся на чердак конюшни, где покоились Лютцевы колокола до постройки башни и где 2 года назад был распят Текс Джонсон. Я пошел туда с теткой студента. Она хотела посмотреть на старинные соединения балок с центральным брусом – по профессии она была архитектор. Оперативник решил, что мы с ней занимались там любовью. Ничего подобного.
Любовью мы занимались поближе к вечеру, в каптерке при конюшне, в тени Мушкет-горы на закате
[537].
~
Воннегут объясняет неожиданное обаяние главы о гармониумах в «Сиренах Титана», рассуждая о темпе и ритме повествования. В интервью Джону Кейси он говорит, что эти существа помогали «ненадолго ослабить общую мрачность» книги и что он «частенько думал обо всяких таких штуках», и добавляет:
