Мораль сей басни такова: работа есть работа. Работайте как следует.
~
В документальном фильме 1983 г. Воннегут сообщает:
Я встаю в полвосьмого и работаю по четыре часа в день. С девяти до полудня и потом вечером, с пяти до шести. Предприниматели достигали бы более выдающихся результатов, если бы сообразили поизучать метаболизм человеческого организма. Ни у кого не получается хорошо работать по восемь часов в день. Никто не должен работать больше четырех часов
[651].
Очень легко сердиться на то, сколько времени отнимает у вас «обычная работа», полагая, что, если бы у вас было побольше времени, уж вы бы «расписались». Одна моя знакомая романистка, работавшая полный день в отделе писем еженедельного журнала, ушла с работы, когда ее первый роман стал успешно продаваться. Несколько лет спустя она призналась мне: «Даже представить себе не можешь, как меня злило, что я торчу в Newsweek». Но она обнаружила, что освободившаяся прорва времени совсем не так сильно повлияла на писательство, как она рассчитывала.
Чудесно, если у вас полно времени, чтобы ваши внутренние ритмы имели возможность направлять творчество, чтобы не приходилось писать урывками, между необходимейших дел. Наличие времени – это очень ценно и важно. Это настоящий подарок. Однако еще важнее качество этого времени, то, как вы его используете.
Более того, давление необходимых дел может само по себе сделать то время, которое остается на писание, более «священным», более продуктивным
[652].
~
Вот что К. В. говорит о распространенном представлении: «писательская поденщина губит талант»:
Это всё фантазии – будто такая работа калечит душу писателя. Мы с Диком Йейтсом каждый год читали лекцию на тему «Писатель и система свободного предпринимательства». Студенты ее не любили. Мы говорили о халтуре, которой часто приходится заниматься писателям, если они не хотят умереть с голоду или если хотят накопить денег для того, чтобы спокойно написать книгу. В наши дни издатели не вкладываются в публикацию первого романа автора, журналы вымерли, телевидение больше не покупает материал у молодых фрилансеров, благотворительные фонды дают гранты лишь старым пердунам вроде меня… Молодым литераторам придется кормиться халтурой. Иначе мы скоро останемся вообще без современной литературы. Халтура несет только одну по-настоящему серьезную угрозу – она отнимает у писателей драгоценное время
[653].
Мне, в отличие от многих студентов, эта лекция пришлась по душе. Я оценила ее по достоинству, почувствовав: ну вот, наконец хоть кто-то по-настоящему обеспокоился нами и нашим будущим, о котором я как раз только-только начинала беспокоиться сама.
Насколько я помню, обсуждение организовал именно Курт. Тема не входила в программу. Это был сюрприз, нежданный подарок.
На этой лекции, проникнутой духом практицизма, они с Йейтсом призывали нас распахнуть двери нашего сознания, обратив внимание на возможности заработка. Они предлагали нам самые разные пути – составление технических инструкций, написание медицинских текстов, заявок на гранты, сочинение сценариев для документальных фильмов о предприятиях… Они отмечали, что рекламная сфера – один из возможных способов получать неплохие деньги. Я просто ушам своим не верила. В 1960-е гг., во время активной борьбы с ценностями истеблишмента, реклама считалась олицетворением проклятых ценностей господствующей элиты. А теперь нам, стало быть, предлагали продаться!
В то время такое предложение казалось чем-то совершенно немыслимым. Ощутить тогдашнюю атмосферу вам поможет еще одна иллюстрация – приглашение на импровизированную встречу с Алленом Гинзбергом, которое распространялось по нашему университету в том же мае.
Воннегут не понаслышке знал, как презирают окружающие того, кто вынужден зарабатывать на жизнь не самым возвышенным образом:
Когда я поддерживал свое существование писателя-фрилансера, сочиняя рассказы для «Сэтердей ивнинг пост» и «Колльера», на меня смотрели так презрительно! В те времена считалось, что, если ты пишешь для глянца, это отвратительно. Относились к этому словно к проституции. Те, кто не писал для глянца, видимо, просто не нуждались в деньгах. Мне бы очень хотелось принадлежать к числу подобных людей, но я таким не был. Я был глава семьи, и я кормил эту чертову семейку, поддерживал ее существование. Честным путем – во всяком случае так мне казалось
[654].
Если бы Курт Воннегут был слишком щепетилен и переборчив в выборе работы, он бы, возможно, так и не добился успеха. Он бы, к примеру, мог высокомерно отказаться писать для The New York Times рецензию на «Полный словарь английского языка», выпущенный издательством Random House, – ту самую рецензию, которая привлекла внимание Сэма Лоуренса, его будущего издателя. «Казалось бы, написание рецензии на словарь – довольно-таки нудное задание», – отмечал его биограф Чарльз Шилдс: с виду это «жалкие объедки пиршества», поскольку в тот год рецензентам доставалось на растерзание множество книг посочнее. Воннегута могло задеть и то, какой именно экземпляр ему направили на отзыв
[655]. Он показал его Барри Каплану, своему айовскому аспиранту. Барри вспоминает, что Воннегуту направили «экземпляр для торговых агентов» – том, где были только статьи на А и В (впрочем, толстый). Курт не разозлился. Он счел, что это невероятно смешно.
Сбор племен на
Ласковый четверг
Дароносица для тысячи цветов наших душ
От рассвета до заката
11 мая
Эта рецензия перепечатана в одном из воннегутовских сборников
[657]. Очень рекомендую ее прочесть – она являет собой истинное чудо. Воннегут ухитряется, сохраняя непринужденный тон и живость воображения, предоставлять читателю массу информации, а заодно еще и продвигать свою гражданскую позицию, превозносить авторов, которых он обожает, и выступать в поддержку определенных социально-политических воззрений. И всё это – всего лишь разбирая словарь.
