Вот замечательный образчик из его архива:
Esquire
Журнал для мужчин
Нью-Йорк – Чикаго
Арнольд Гиндрич, редактор
[написано от руки]
Сюжет неувлекательный. Слишком драматизировано. Ниже обычного уровня наших публикаций.
Но даже если у вас приняли рукопись, вполне возможно, что она не дотягивает до ваших изначальных представлений о том, каким должен быть этот текст. В предисловии к «Завтраку для чемпионов» Воннегут говорит:
Что же я сам думаю об этой своей книге? Мне от нее ужасно муторно, хотя мне от каждой моей книжки становится муторно. Мой друг, Нокс Бергер, однажды сказал про какую-то очень закрученную книгу: «…читается так, будто ее сварганил какой-нибудь Снобби Пшют». Вот в кого я, наверно, превращаюсь, когда пишу книгу, которая, по всей вероятности, во мне запрограммирована.
~
Как же начинающий писатель Воннегут справлялся со всем этим – изо дня в день сидеть почти неподвижно, чувствовать оторванность от мира, неопределенность, да еще вечные отказы редакций и экономические неурядицы?
Зимой 1953 г., когда дела стали совсем плохи, тридцатилетний Воннегут написал с мыса Код в Нью-Йорк – своему другу и заступнику Ноксу Бергеру. Он обращался к нему за помощью.
Старина,
я тут немного забуксовал (в психическом отношении), и мне бы не помешало, если б ты там у себя, в мегаполисе, разузнал кое-что насчет возможного лечения.
Суть в том, что я больше не могу писать, к тому же я перестал с особой теплотой относиться к своим домашним. ‹…›
‹…› Так что будь другом – расскажи мне, знаешь ли ты кого-нибудь, кто когда-нибудь получил хоть какую-то пользу от психотерапии. Лучше всего, если это будут истории болезни писателей.
Вскоре он прислал Ноксу еще одно письмо:
Я нанял двух десятилетних мальчишек, чтобы они раскидали снег на моей восьмидесятифутовой подъездной аллее и чтобы я в результате сумел поехать к одному психиатру в Южный Деннис
[686]: пускай проверит, как у меня дела с головой. Вроде бы считается, что такие штуки люди должны держать в тайне от всех? Или нет?
[687]
~
Однажды я снова обратилась к Воннегуту – когда мой писательский энтузиазм совершенно иссяк. Целый год я воздерживалась от писательства – сначала вышла замуж, потом мы вместе с мужем строили чердак для нашего дома, к тому же я преподавала. И вот я вернулась к своему роману, и мне отчаянно хотелось получить хоть какие-то доказательства, что это вещь стоящая. Я послала Воннегуту письмо, где умоляла: «Не теряйте веры в меня». Он ответил:
Дражайшая Сьюзен,
потерять веру в вас? Мне это никогда и в голову не приходило. Вы были исполнены врожденной мудрости, еще когда я только с вами познакомился. А теперь вы успели немало хлебнуть из колодца жизни, к тому же, бог ты мой, вы заполучили преотличного муженька! Сами знаете, как я восхищаюсь узловатыми трубками, которые он курит. Теперь мне ужасно интересно: чем он еще занимается? То-то он удивится, Золотце, когда вы допишете эту свою книгу.
Как всегда, с любовью —
Курт
~
Слово «депрессия» часто употребляют там, где можно было бы обойтись выражением «хандра». На самом деле психический недуг, именуемый депрессией, – это совсем другое. Это болезнь, подтачивающая организм, лишающая сил.
Воннегут всю жизнь пытался понять (в том числе и с помощью своих текстов), что же такое психические заболевания, поскольку ими страдали многие члены его семьи: мать, жена, сын.
Задолго до того, как Марк [сын Воннегута] свихнулся, я пришел к выводу, что умственные расстройства порождаются химическими веществами, и написал об этом в нескольких своих книгах. Никогда у меня персонаж не сходит с ума из-за какого-нибудь происшествия или общения с другими персонажами. Даже подростком я был убежден, что причины таких заболеваний таятся в области химии; дело в том, что близкий друг нашей семьи, доктор Уолтер Бройтш, мудрый человек, доброе сердце, только всегда печальный и с лукавинкой, – он возглавлял огромную и страшную психиатрическую лечебницу штата, – так вот, он говорил: всё, что не в порядке у его пациентов, связано с химией, и не очень-то им поможешь, пока с этой химией не могут толком разобраться
[688].
Курт не сразу осознал, что эта идея насчет влияния химических веществ приложима и к его собственным психическим состояниям. Интервьюер из журнала Playboy расспрашивает К. В. насчет его депрессии: «А сильнодействующие препараты решили проблему?»
Ответ Воннегута:
Нет – хоть я и на какое-то время пристрастился к амфетаминам, которые мне прописывали, потому что я очень много спал. ‹…› Такой сон – распространенная реакция на депрессию. Я даже днем засыпал на много часов, и мне показалось, что это напрасная трата времени. Вот я и решил поговорить об этом с врачом. Она выписала мне риталин. И он подействовал. Это произвело на меня большое впечатление. Я прошел не весь курс, но меня очень озадачило, что вот – у меня депрессия, но можно принять эту чертовски крохотную пилюльку, размером с булавочную головку, и мне сильно полегчает. А я-то думал, что моя депрессия – это отклик на события в Аттике или на минирование Хайфонга
[689]. Ан нет: видимо, я просто откликался на какие-то внутренние химические процессы, которые шли у меня в организме. И чтобы с этим справиться, достаточно было просто принять такую вот таблеточку. Потом я их перестал принимать, но меня очень заинтересовало, что мое настроение может изменить какая-то жалкая таблетка. ‹…›
До недавних пор я примерно каждые двадцать дней слетал с катушек. Мне долго казалось, что у меня имеются очень веские причины для таких срывов, что окружающие их заслужили. И лишь недавно я осознал, что это со мной происходит регулярно – с шестилетнего возраста. И окружающие меня люди в общем-то не могли ничего с этим поделать, разве что иногда отсрочить такой срыв на денек-другой, но расписание срывов у меня было более-менее стабильное. ‹…› В последнее время я раз в неделю хожу к врачу. Это не психоанализ, это что-то более поверхностное. Я просто разговариваю с ней про депрессию, пытаюсь разобраться в природе этой штуки. Как выяснятся, огромная ее часть связана с физиологией. В книге, которую я только что закончил, под названием «Завтрак для чемпионов», мотивы поступков всех персонажей объясняются химией их организма
[690].
