– Олег Гаврилович, как я понял, трезвый или пьяный, Бурлаков по вечерам руководил нелегальной торговлей водкой? Как он вел учет выданной продукции и полученной прибыли?
– Дебет-кредит можно по количеству бутылок в ящике посчитать…
Абрамкину не хотелось отвечать на этот вопрос в присутствии всего личного состава уголовного розыска. Костин понял, что полученная Олегом Гавриловичем информация предназначена не для всех ушей, и перешел к следующему вопросу:
– Кто занимался квартирой?
– Я, Павел Васильевич, – поднял руку Буторин. – Владелец квартиры, некий Барбашов, два года назад завербовался на Север. Сейчас он с семьей проживает в Норильске, работает на горно-обогатительной фабрике. Барбашов изначально, еще до отъезда, установил запредельно высокую арендную плату – семьдесят рублей в месяц. До лета прошлого года желающих заселиться в квартиру на таких условиях не было. В августе Барбашов приезжал в отпуск, несколько дней прожил в своей квартире и перед отъездом познакомил соседей с Бурлаковым, которого представил как своего дальнего родственника. Среди документов потерпевшего мы нашли почтовые квитанции – с начала этого года он исправно высылал Барбашову по семьдесят рублей. За прошлый год квитанций нет. Надо полагать, всю арендную плату за 1981 год хозяин квартиры получил сразу, при передаче ключей от квартиры.
– Дорого что-то – семьдесят рублей в месяц, – усомнился в достоверности суммы Костин. – Кто потянет такие расходы?
– Павел Васильевич, – возразил ему Абрамкин, – у нас однокомнатные квартиры по сорок рублей сдают, а тут трешка в тихом районе, недалеко от остановки. Обычная семья такую квартплату бы не потянула, а вот «Центровому» она по карману. Бурлаков на водке за неделю аренду отбивал.
– Что в закрытой комнате?
– Хозяйские вещи. Все, что Барбашовы не забрали с собой в Норильск, они складировали в маленькой комнате и врезали в дверь замок.
– Теперь поступим так, – предложил Костин. – Каждый, кто участвовал в осмотре квартиры, скажет, что ему показалось странным в этом жилище. Начнем с Ефремова.
– Чайный гриб на кухонном столе, – не задумываясь, ответил Игорь. – Молодой здоровый мужик, а на кухне старушечье питье.
– Отстань ты со своим грибом! – прервал Ефремова начальник ОУР. – Я видел в квартире кое-что поинтереснее. Следователь в протокол осмотра это заносить не стал, но в гостиной, в шкафу, у Бурлакова хранился комплект женского нижнего белья импортного производства. Кружева, ткань прозрачная, польские чулки с подвязками.
– Субботняя гостья оставила? – предположил Костин.
– На день рождения к потерпевшему приходила женщина лет примерно сорока, обычного телосложения. Нижнее белье, судя по маркировке, сорок второго размера. На субботнюю гостью оно не налезет. Сергей, какого он размера?
– Нулевого, – подал голос инспектор Скородумов.
– Кто нулевого размера? – не понял Костин.
– Бюстгальтер.
– Павел Васильевич, – продолжил Абрамкин, – нижнее женское белье по размеру подходит или на очень миниатюрную женщину, или на девушку-подростка.
– Какая насыщенная личная жизнь была у покойного! – усмехнулся Костин. – То к нему женщины зрелого возраста на огонек заглядывали, то школьницы-пэтэушницы.
– Молодой мужик, с квартирой, с деньгами – он мог каждый день женщин менять как перчатки. Кровать у него в спальне видели? Там вчетвером можно лечь, и еще место останется.
– Кто что еще интересного увидел?
– Разрешите мне? – откликнулся Скородумов. – В квартире минимум вещей, ничего лишнего, ничего, что бы говорило об увлечениях хозяина или о его хобби. Даже шахматной доски в доме нет.
– Некогда ему было шахматные этюды разбирать, – не дал развить мысль Абрамкин. – Бурлаков или водкой торговал, или сам пил, или в компании девиц легкого поведения развлекался. Павел Васильевич, давайте Ефремова заслушаем. У него есть интересная информация из морга.
Ефремов пересказал предварительные выводы судебно-медицинского эксперта.
– Я еще в морге вот о чем подумал, – заканчивая доклад, сказал Игорь. – Удар был нанесен с замахом через правое плечо.
Игорь встал и показал всем, по какой траектории шла рука с молотком.
– У меня сложилось такое впечатление, – продолжил Ефремов, – что преступник вначале хотел ударить Бурлакова по голове сверху вниз, но в последний момент передумал и врезал ему куда придется.
– У потерпевшего на голове была шапка-ушанка, – напомнил Костин. – Ему легоньким молоточком через подкладку – что слону дробина.
– Вот и я о том, – согласился с начальником Игорь. – Версия у меня странная, но что-то в ней есть. Предположим, преступник вовсе не хотел убивать Бурлакова. Он проник к нему в квартиру, разбросал деньги и хотел напугать хозяина, но промахнулся и нечаянно ударил его в висок.
– Ерунда, – с ходу отверг предположения инспектора Абрамкин.
– Еще какие версии? – спросил Костин.
– Месть за любовные похождения, нападение психически больного человека, предупреждение от других спекулянтов водкой, – стали наперебой предлагать сыщики. – Конфликт на работе, месть отвергнутой любовницы.
Выслушав коллег, заместитель начальника милиции подвел итоги совещания:
– Ни личность преступника, ни мотивы его деяния нам пока неизвестны. За приоритетные рабочие версии возьмем следующие: месть, в основе которой лежат отношения Бурлакова с женщинами, и действия психически больного человека. Я думаю, что ключ к раскрытию преступления надо искать в деньгах, разбросанных по спальне. Деньги говорят нам, что преступником двигал не корыстный мотив, а некие сильные личные побуждения: месть, ревность, поруганная любовь…
Договорить Костин не успел, на его столе зазвонил телефон. Он снял трубку, недовольно буркнул: «Алло!» – и тут же посерьезнел. Звонил Куприянов, заместитель прокурора района, курирующий оперативно-разыскную деятельность.
– Когда нам дело перешлете? В понедельник? – спросил собеседника Костин. – Да я хоть сейчас могу за ним человека послать… Нет, зацепок пока никаких нет. Будем работать, в первый раз, что ли? Деньги? Нет, раньше такого не видел, но это ни о чем не говорит. Я вот помню, лет десять назад один мужик своей жене голову отрезал, на стол поставил и манной кашей с ложечки кормил. Вот это чудно было, а деньги – это так себе развлечение, глупая выходка сбежавшего от санитаров шизофреника… Проверим, конечно, отработаем. Всего наилучшего!
Костин положил трубку, усмехнулся:
– Как сказал поэт, «в стране российской дураков что блох у шавки под забором».
Инспекторы весело переглянулись, намек поняли. Натянутые отношения между Костиным и заместителем прокурора района ни для кого не были секретом. Когда-то Костин и Куприянов учились на одном курсе института, но жизнь разбросала их по разные стороны баррикады: один раскрывал преступления, другой надзирал за соблюдением законов; Костин закрывал глаза на силовые методы получения информации, а Куприянов грозился посадить любого оперативника, который посмеет обидеть попавшего в руки милиции преступника.
