– Турист, я сама с тобой напросилась? Стыдно-то как…
– Заткнись!
Девушка покорно замолчала. Турист вновь закурил, задумался.
«Как все по-скотски получилось! Она не хотела, а я ничего не понял. Хоть бы намек дала, я бы ее ночью в чем мать родила на улицу выставил. Что теперь делать? Надо этот вопрос как-то уладить, а то я чувствую себя виноватым, словно воспользовался ее состоянием и надругался над невинной девушкой».
– Значит, так, – докурив, сказал он, – иди домой и обо всем, что здесь было, забудь. Если я хоть от кого-то услышу, что ты…
– Ничего не услышишь! – поспешно заверила его девушка.
В прихожей Кайгородова не удержалась и заглянула в зал. Там на диване спал еще один мужчина. Девушка побледнела, ей стало дурно. Она не помнила никаких подробностей прошедшей ночи: с одним Туристом она была или этот, второй, тоже принял участие…
– Турист, – попросила она, – пожалуйста, не рассказывай никому.
– Пошла вон! – зарычал Игнатов.
Для Лены Кайгородовой эта ночь имела далеко идущие последствия. Несколько человек видели, как она ушла в темноту с Туристом. Что было дальше между ними, никто не знал, но на всякий случай парни стали избегать Кайгородову.
– Туристу дорогу переходить – себе дороже, – перешептывались они. – Зажмешь Ленку в подъезде, она Туристу пожалуется – и хана! Поминай, мама, как звали.
Быстро догадавшись о причинах внезапного отчуждения, Кайгородова пошла «искать счастье» в других дворах и к сентябрю попала в компанию Быкова и Козодоева.
…Прохаживаясь из комнаты в комнату, Турист думал то о хнычущей девчонке на кровати, то о неизвестном преступнике, убившем хозяина квартиры.
«Как мерзко все получилось в прошлый раз! Я до сих пор не пойму, как надо было вести себя тем утром… Кто был здесь с молотком в руке и что этот человек хотел доказать? Зачем он разбросал деньги в спальне? Предположим, появился некий псих и решил отомстить за поруганную честь Кайгородовой, но тогда ему надо меня убивать, а не Бурлакова… До января нам квартирантов не найти, так что вечеринку в честь Козодоева мы провернем здесь, в этой хате. А что потом? Нам без ментов убийцу не найти, так что завтра же надо будет выйти на контакт с кем-нибудь из сыщиков нашего райотдела. Кто допрашивал моих парней? Ефремов? Вот с ним и состыкуемся».
Утром в пятницу Турист позвонил в уголовный розыск Ленинского РОВД.
– Здравствуйте, мне Игоря Павловича. А, это вы! Приятно познакомиться. Игорь Павлович, это Александр Игнатов вас беспокоит. Давайте сегодня пообедаем вместе…
28
Турист и Ефремов встретились в столовой издательства «Советская Сибирь». Вход в здание типографии был по пропускам. Ефремов на проходной показал служебное удостоверение, а как внутрь охраняемого здания попал Турист – неизвестно.
Столовая издательства славилась на весь город вкусными и недорогими комплексными обедами. В пятницу давали на первое борщ с мясом, на второе – картофельное пюре с сосисками, на третье – компот или ягодный напиток. От салата Турист и Ефремов отказались: крохотная миска с нарезкой из маринованных овощей стоила сорок копеек, а еды в ней – на один зубок.
Турист хорошо ориентировался в столовой. Расплатившись на кассе, он успел занять столик на двоих в конце зала. Как только мужчины приступили к обеду, в зал ввалились рабочие первой смены, и все места разом оказались заняты.
Некоторое время инспектор и Турист ели молча. Первым заговорил Игнатов. Чтобы подчеркнуть частный характер встречи, он обратился к собеседнику на «ты»:
– Как ты думаешь, они действительно уронили гроб или это пустой треп?
– Ты про кого? Про Брежнева? Я думаю, что его никто не ронял. Представь, верховный правитель страны, восемнадцать лет был у власти, и что, ему с десяток лучших могильщиков не нашли? Чушь все это.
– Чушь не чушь, но все уже целый месяц обсуждают похороны и верят, что гроб выскользнул из рук и грохнулся на дно могилы. Знаешь, почему люди верят в эту небылицу? Потому что они в падении гроба хотят увидеть некий знак свыше, мол, держитесь, товарищи, не только гробы падают. Народ наш жаждет перемен, он устал от лжи, от этой серой повседневности, от отупляющего однообразия.
– Нашел где о политике речи толкать, – хмыкнул Ефремов.
– О чем еще в столовой говорить как не о политике? Не о делах же. Ты, Игорь, обернись и посмотри вокруг себя: все в зале заняты своим делом, все сосредоточенно жуют и ни на кого не обращают внимания. Как-то, по молодости лет, я баловался стишками и написал целую поэму о Нью-Йорке. Что ты ухмыляешься? О чем еще писать в шестнадцать лет? В юном возрасте надо мечтать о дальних странах, а не о сборе металлолома на субботнике. Так вот, в моем произведении была такая строка: «Не ищи ты здесь спасенья, ты – один среди толпы». Нас сейчас двое, но мы в этом зале одни, как два ковбоя в бескрайней прерии.
Словно увидев у кассы что-то необычное, Турист замер, не донеся вилку с насаженной сосиской до рта, подумал секунду, выбрал из роя мечущихся в голове мыслей самую подходящую и продолжил:
– За твоей спиной сейчас десятки рабочих, которые по большому счету бездельники. Они получают зарплату за то, что никому не нужно, за ложь. Но пойми меня правильно: их, работяг, я ни в чем не виню. Они такие же бесправные винтики в нашей системе, как я и как все вокруг. Что выпускает типография издательства «Советская Сибирь»? Макулатуру, которую никто не читает. Моего отца, коммуниста, заставляют выписывать журнал «Агитатор». Будь моя воля, я бы назвал это издание «Вспышка», потому что жизненный путь его до предела краток: из почтового ящика – в туалет, за трубу около унитаза… М-да, что-то я за столом не о том говорю. Ну да ладно! Нормальному мужику глупыми сравнениями аппетит не испортишь. На чем я остановился? На лжи. Я как-то задумался: есть ли просвет в этом море лжи, есть ли крупица правды в тоннах газетной бумаги, и пришел к выводу – нет. Посуди сам: в общесоюзных газетах можно читать только международные новости и спорт. В областной газете и этого нет. Читать нашу «Советскую Сибирь» вредно для психического здоровья. А телевидение? Включи программу «Время», и дикторы бодро отрапортуют тебе, что у нас в стране мяса – завались! И где оно? Почему дикторы не подскажут нам, в каком году и в каком магазине мясо было в последний раз в свободной продаже? Где они, эти Кирилловы и Шаталовы, мясо на прилавках видели? В московских гастрономах? Давно известно, Москва – это витрина СССР, в ней все есть.
– Я, кстати, мясо в магазинах помню, – вставил Ефремов.
– Когда? В конце 1960-х? Я тоже его помню. И пирамидки из шоколадок помню, но все это изобилие куда-то благополучно слилось. В Африку, наверное, или на Кубу. Скажи, зачем мне эта Куба, если за обычными сосисками надо в магазине километровую очередь стоять? Кубинцы в очередях стоят? Нет. Они глотают мои сосиски прямо в целлофане и посмеиваются над глупым северным соседом, который сам голодает, а всех бездельников и тунеядцев в Африке и Азии кормит.
