– Простите, Людерс, – буркнул Кох. – Нервы. Несу чёрт знает что.
Людерс не ответил. Впервые в жизни он усомнился в гауляйтере.
Глава тринадцатая
Весенний воздух помнил холода зимы и до рассвета оставался стылым, как в погребе. Колодец клуатра – открытого двора – был затоплен утренним сумраком; этот прозрачный сумрак казался талой водой от чистого льда полуночи. Во дворе сновали орденские братья, ещё одинаково серые: из подвальных ниш им подавали дрова и вязанки хвороста, и братья укладывали всё это вокруг столба в основание будущего костра. Со столба свисала цепь, которой примотают ведьму. Два тёмных яруса полукруглых аркад клуатра точно предвещали клубы дыма. Ведьма должна сгореть на рассвете.
Рето подцепил брошенный кем-то из братьев юбервурф и окутал голову с плечами, чтобы его грязное и рваное одеяние не бросалось в глаза. Вслед за другими работниками он сунулся к подвальной нише, где стоял сариант.
– Не усердствуй так, – заботливо сказал сариант, увидев его израненные руки. – Ведьма того не стоит, а руки должны крепко держать меч!
С вязанкой в охапке, прикрывая хворостом лицо, Рето направился не к костру, а на выход из замка – к тоннелю. Уже под его сводом Рето услышал звон с бургфрида, это означало, что пора начинать казнь. Братьям следует завершать дела – сейчас выведут ведьму. Рето безумно захотелось помедлить, оглянуться и увидеть Сигельду, но он лишь упрямо ускорил шаг.
Тоннель протягивался наискосок под залом Капитула и выводил на мост, огороженный зубчатыми стенами. Налево и направо с моста спускались лестницы на террасы, а впереди возвышалась фортификация ворот: гранёная башенка, портал с крытой галереей и караульный дом. Оба прохода в портале, большой и малый, были снаружи закрыты задранными подъёмными рампами. Перед большой рампой у жаровни с углями отогревались четверо караульных в круглых шлемах-бацинетах. Они обрадовались хворосту:
– Славно, что принёс! Тут холодно, хоть к ведьме в костёр залезай!..
Караульные принялись разбирать вязанку, ломать хворост и совать его в угли. Пользуясь суетой, Рето нырнул в маленькую дверку гранёной башенки.
Винтовая лестница, галерея над воротами… Здесь царил мрак. Во всю длину галереи, будто огромный покойник, лежало толстое бревно подъёмного вала с намотанными цепями. Рето извлёк из-под одеяний священный Лигуэт.
Можно остановиться, пока ничто ещё не потеряно… Орден примет Рето обратно и простит… Но нет! Всё было потеряно уже в тот миг, когда он, Рето, впервые увидел Сигельду! А сейчас её привязывают к столбу, чтобы сжечь заживо, и ветерок, пока ещё холодный, треплет её волосы. И братья Ордена, братья Рето, смотрят на Сигельду, уверенные, что всё правильно.
Священный меч перерезал обе натянутые цепи, словно те были мягкие, как из воска. Обрывки звякнули, точно последние медяки в кошеле у нищего. Под галереей раздался страдальческий скрип, треск закосневших суставов рампы, а потом всю кирпичную фортификацию сотряс сокрушительный деревянный удар упавшего моста. С кровли на Рето посеялась пыль.
С мечом в руке Рето сбежал по винтовой лесенке и выскочил из башни.
Сквозной проход под галереей бешено сиял золотом и кровью рассвета. Жаровня опрокинулась, угли рассыпались. Стражники даже не оглянулись на Рето. Они смотрели вперёд. Из ворот Среднего замка по мосту на караульных уже неслась чёрная толпа врагов с хоругвью, оружием и щитами. Казалось, что враги ждали, когда мост упадёт, и тотчас бросились на приступ. Они упоённо вопили. Их жадная готовность убивать была страшнее самой смерти.
Рето метнулся назад – к тоннелю в клуатр. За спиной он услышал звон и крики: это наступающие поляки врезались в непримиримый орденский караул. Там вспыхнула отчаянная схватка – недолгая, как и само падение моста.
Топот Рето заскакал по тоннелю. А за порталом тоннеля Рето услышал перезвон с бургфрида и гомон. Братья плотно заполнили клуатр, не замечая грозного гула, наплывающего из портала. Рето не знал, что происходит на другом конце двора. Однако над головами братьев мимо аркады второго яруса поднимались, медленно шевелясь, поначалу прозрачные клубы дыма. Тонкий девичий крик взлетел над головами к небу, словно ослепительный луч света.
Рето не смог бы прорубиться к Сигельде сквозь толпу – увяз бы в людях, как в лесном буреломе. У него было только несколько мгновений до того, как огненный шатёр взметнётся и поглотит Сигельду. Надо успеть прорваться к костру, расшвырять его собою и рассечь оковы жертвы. По боковой лестнице Рето взвился на второй ярус аркады – здесь у каждой арки стояли зрители – и побежал по сводчатой галерее, отталкивая братьев с дороги. Сверху он видел внизу, в клуатре, густую толпу, обступившую кучу дров, в дровах – столб, а возле него – тонкую светлую девушку, пёрышко в закипающем пламени. Он, Рето, спрыгнет в костёр со второго яруса и разрушит всё, пускай и сам сгорит.
Магистр фон Эрлихсхаузен стоял к костру ближе всех. Жар согревал его суровое лицо. Магистр смотрел на Сигельду. Эта девка достойна самой лютой казни. Она не какая-то простушка, сдуру спутавшаяся с чёртом, а матёрая и злобная ведьма. Это прояснилось ночью. Сигельду пытали раскалёнными печатями; трещала, обугливаясь, её плоть, а ведьма даже не застонала, лишь губы её надменно кривились в усмешке. Такой стойкости не бывает и у святых. Магистр приказал подать Сигельде распятие, и та плюнула на крест; слюна, пузырясь, зашипела на меди. У дьяволицы был один путь – в костёр.
Привязанная к столбу, Сигельда глазами нашла внизу в толпе магистра и снова ухмыльнулась. Сквозь трепещущий над огнём воздух она смотрела на то, о чём магистр ещё не ведал: из портала тоннеля хлынул поток поляков.
Торуньская хоругвь с разгона клином вонзилась в толпу тевтонцев – так волчья стая вгрызается в овечье стадо. На головы и плечи братьев обрушились – словно с неба – шляхетские мечи и чеканы ратников. Тевтонцы падали, не успевая даже вскрикнуть; первыми закричали те, кто был на верхнем ярусе.
И Каетан тоже рубил спины и затылки врагов, вкладывая в удары всю силу. Сердце его колотилось у горла. Вот он – перелом судьбы! Такое долгое ожидание – и наконец-то он сечёт крестоносцев прямо в их логове! Кровь ненавистных немцев обжигала лицо. Вместе с хоругвью Каетан напал на врага с тыла, и ему показалось, будто враг уже обратился в бегство, а это победа! Аркады клуатра и красные стены замка колодцем вздымались над поляками, будто хоругвь сражалась на дне огромной ямы – на дне могилы Ордена.
Передние ряды тевтонцев повалились, изрубленные, и замедлили напор нападающих, однако хоругвь всё-таки оттеснила врагов от лестницы, ведущей на верхний ярус. Над круглыми немецкими бацинетами и гребенчатыми шлемами шляхты ветерок потащил разводья дыма от костра. Отпрянув в первом замешательстве, тевтонцы спохватились – мечи у каждого были на поясе; гнев удвоил ожесточение. Немцы упрямо разворачивались лицом к полякам. В давке и сумраке клуатра будто из ниоткуда засветились рыцарские герренмантели с лапчатыми крестами. Непокрытые головы немцев обрастали кольчужными колпаками хауберков, и кое-где вдруг выросли железные пни клёпаных топфгельмов. Вопли ужаса угасли за лязгом и звоном железа.
