– Я так ждала тебя, любимый Вольди… – прошелестела Хельга.
Володя содрогнулся. Хели словно бы зыбко мерцала, почти не существуя в этом мире. Мир был переполнен дивными богатствами – восходы, корабли, дети, облака, лошади, песни, куранты на старых башнях и запах дороги после дождя, – но ничего из этого Хели уже не достанется. Володе хотелось взвыть от ненависти и нежности, а Хели бледно улыбалась. Её счастье было хрупким и прозрачным, как первый лёд, и всё-таки было счастьем: оба её любимых человека прорвались за ней в подземелье! Значит, всё хорошо.
Людерс смотрел, как тонкие пальцы Хели цепляются за плечи русского солдата, точно за край обрыва над тёмной и страшной рекой, и не верил своим глазам, но всё было ошеломительно очевидно: его ненаглядная Хели, чистая и светлая девочка, полюбила русского!.. Варвара! Врага!
Когда она успела? Неужели за краткое время его отсутствия? Возможно ли такое?! Людерс ничего не знал про любовь. Он же моряк. Его женщины были из портовых борделей. Людерс жалел этих несчастных потаскушек и воспитывал Хели правильно: честь дороже, чем жизнь, и своё сердце женщина отдаёт только домашнему очагу, достойному мужу или Отечеству. Что же наделала его глупая Хели? Она ведь помнила уроки дядюшки!
Или же всё проще: она, конечно, помнила, но пренебрегла и долгом, и совестью! Дядя её избаловал, и она уступила соблазну. Предала Германию и фюрера. Предала тех немцев, что не согласились жить под властью врагов, сражались с русскими или бежали от них. Выходит, обер-лейтенант Киперт не лгал. Хели снюхалась с русским солдатом, и тот убил фон Дитца! А господин гауляйтер был прав, когда арестовал Людерсов. Но Хели погубила и дядюшку: обманула его, чтобы спастись, и вынудила предать господина гауляйтера!.. Хели, Хели, Хели!.. Ну как ты могла?! Ты сама себя обрекла!
Оружия у Людерса не было: этот русский отобрал у него автомат ещё на станции. Однако автомат был у Хельги. Он валялся на полу поодаль – в темноте. Людерс шагнул к оружию. Пока онемевшая душа ещё звенит, будто колокол, пока не пробудились сомнения, надо одной очередью прошить этих двоих, и пусть вместе провалятся из кантины в преисподнюю, где для них уже сложен костёр. Тяжесть автомата словно убеждала в правоте решения.
Очередь заколотилась по кантине сумасшедшим грохотом, но дугой ушла вбок: это русский вдруг очутился рядом – из ниоткуда, как дьявол, ударил по автомату и вцепился Людерсу в горло. Людерс выронил автомат, пытаясь отодрать лапы врага. Русский давил и давил; Людерс хрипел, задыхаясь; потом русский почему-то разжал хватку и отшвырнул старика. Людерс полетел на пол. Он не сомневался, что русский его добьёт.
А русский подхватил Хельгу на руки.
– Потерпи, любимая… – шептал он. – Я тебя в-вынесу…
С Хельгой на руках он качнулся к выходу из кантины и исчез. Он ничего не сказал Людерсу, будто Людерса больше не существовало.
Кашляя, Людерс на четвереньках пополз вслед за русским.
Пустой тоннель. Тусклые лампы. Бетонные стены. Трубы.
Людерс не желал, чтобы эти двое выжили. Они должны заплатить. За что? За всё. За поруганную веру старого лоцмана. За разрушенную Германию. За те мечты о величии, с которыми немцы вздымали свои знамёна. За унижения. За взорванный Танненберг. За горящий Кёнигсберг. За торпедированные суда. За беженцев, топтавших друг друга. За убитого фюрера. За город Пиллау.
Людерс поднял с пола провод – тот тянулся за угол и дальше, к ящикам с тротилом, что были заложены в стену тоннеля перед стальными воротами. Перебирая руками, Людерс подтащил пластмассовую коробочку взрывателя. Дрожащими пальцами открыл крышку. Вот две медные клеммы. Но ключа на них нет. Что ж, замкнуть цепь можно не только ключом.
Людерс выволок из-под ремня меч магистра. Святое железо тевтонцев, помоги! Людерс сунул лезвие между клеммами.
А Володя, пошатываясь, упрямо шёл по тоннелю подземного комплекса «HAST» и держал на руках умирающую Хельгу. Володя твёрдо знал, что не промедлит ни секунды, выбьет все двери, сломает все стены, всё преодолеет, не устанет, не поддастся отчаянию. Он сильнее танка. Он донесёт любимую до госпиталя, и её спасут. Там, наверху, люди, которые умеют совершать невозможное. Люди, которые победили в невероятной войне. Там свои.
Чудовищный взрыв сотряс бункеры, отсеки, склады, казармы и кантину. Заминированный участок тоннеля на неуловимое мгновение превратился в пылающее адское пекло и затем схлопнулся мёртвой тьмой. Смертоносная ударная волна расшиблась о повороты катакомб, но трескучий долгий грохот закувыркался по длинным переходам, будто катились угловатые глыбы. Вслед за грохотом, жадно поглощая пространство, попёрла непроглядная туча пыли, белёсо вскипающая изнутри; она налетела как буря и затопила всё вокруг.
Людерс раздавленно распластался на полу у порога кантины. На него сыпались прах и мусор, словно пепел из крематория.
Взрыв в недрах комплекса почувствовал и Винцент Клиховский. Стены и пол под его ногами колыхнулись, и Клиховский еле сохранил равновесие. Откуда-то поплыл тяжкий утробный гул. Клиховский как раз приближался к бронестене. Он бросился вперёд и распахнул корабельную дверь. Из проёма полезла густая мгла. Прикрыв лицо платком, Клиховский переступил порог и погрузился в удушающий земляной туман. Через полсотни шагов путь ему намертво преградил огромный завал из обломков бетона, прошитых прутьями арматуры, вперемешку с ленивыми потоками древнего морского песка.
Клиховский остановился. Душа его окаменела от безысходной горечи. Он понял, что все неимоверные усилия оказались напрасными. Путь к Лигуэту утрачен для него навсегда. Отныне Лигуэт замурован в подземельях нацистов, как он был замурован в склепе замка Бальга. Значит, история всё-таки сумела замкнуть себя в кольцо. Значит, он, Винцент Клиховский, повторил ошибку своего предка. Но в чём заключалась эта ошибка? Что было сделано не так?!
Взрыв отозвался и в доке. Вода широко плеснула на бетонный пирс, и субмарина зыбко закачалась, как поплавок, туго толкаясь стальным бортом в обрезиненные кранцы. Гауляйтер выронил хронометр и в испуге схватился за что попало – за обод дифферентной цистерны. Стрелки циферблатов на приборной доске прыгали по шкалам. Брякал о трубу повешенный на вентиль бинокль. Зигги вскинулся, готовый захлопнуть крышку люка над головой.
– Что это было? – побледнев, спросил Кох.
– Думаю, сдетонировала взрывчатка… Кто-то обрушил тоннель.
– Возвращаются ваши бойцы?
– Я посмотрю, господин гауляйтер.
– Посмотрите, и надо отплывать! – В голосе Коха звучала паника.
Зигги вывинтился из тесной рубки и выбрался на корпус субмарины. В помещении дока клубилась пыльная дымка – она выползала из технических потерн. Гауляйтер был прав: пора скорее убираться отсюда. Зиги принялся торопливо распутывать узел и вытаскивать из швартовочного рыма толстый трос, который удерживал судно у причальной стенки. И вдруг в мутном сумраке на пирсе появился человек. Зигги тревожно распрямился, расстёгивая кобуру на ремне. Человек двигался медленно и кособоко. Зигги не сразу сумел узнать его. Это был Грегор Людерс – весь в грязи, как горнорабочий.
