— Подожди! Нет! Еще не получил! — пропел Мима. — Я ничего не знаю о превращении в инкарнацию Войны! Я лишь хочу уменьшить те страдания, которые вижу здесь и сейчас!
— Ты не дальновиден, — предупредил его Танатос. — Когда, по словам Хроноса, ты станешь Марсом, у тебя появятся средства для облегчения, которого ты так хочешь.
— Но это уже не поможет тем людям, которые голодают сейчас!
Танатос кивнул:
— Справедливо. В интересах сохранения добрых отношений между воплощениями я вызову сейчас одну, которая сумела бы тебе помочь. — Он поднял лицо к небу. — Гея… ты ответишь?
— Гея? — спросил Мима. Все происходящее совершенно сбивало его с толку.
Воздух над ними как бы сгустился, и возникла какая-то прозрачная мгла. Она превратилась в туман, а затем в клуб дыма, который принял очертания, слегка напоминающие человека. Из него выступила крупная женщина, одетая в зеленое.
— Да, Танатос, — промолвила она.
— Этот человек, в настоящее время смертный, по словам Хроноса, позже должен вступить в должность Марса, — сказал Танатос. — Однако сейчас речь идет вон о тех людях, которые голодают.
Гея внимательно посмотрела на Миму:
— В таком случае мне надлежит оказать ему любезность. Я могу изменить здешний климат, чтобы урожаи стали…
— Но для этого потребуется по крайней мере несколько месяцев, — пропел Мима. — К тому времени все эти люди уже умрут.
Женщина задумалась.
— Тогда я пошлю манну.
Она вытянула руки, все вокруг заволокло туманом, и Гея исчезла.
— Манна? — спросил Мима, озадаченный еще сильнее, чем раньше.
— Иногда Гея ведет себя очень загадочно, — сказал Танатос.
Туман начал рассеиваться, опускаясь на землю и конденсируясь.
Мима нагнулся и взял на палец немного образовавшегося осадка. Поднес ко рту, попробовал.
— Манна? — повторил он.
— Наверно, этого нет в твоих легендах, — проговорил Танатос. — В иудейско-христианской мифологии это питательное вещество, которое появляется на поверхности земли. Подозреваю, что это особого вида быстрорастущая плесень.
— Пища, — поняв, выдохнул Мима.
— Сдается мне, что теперь ты должник Геи, — пробормотал Танатос. Он вскочил на своего бледного коня, прикоснулся к часам и ускакал в небо.
Все вокруг снова ожило.
— Распорядись, чтобы люди собирали манну, — велел Мима министру.
Тот и не пытался спорить; он взялся выполнять приказание, очевидно, даже не понимая, зачем это нужно.
Таким образом некоторое количество голодающих было накормлено. Манна появлялась каждый день, и все ее ели, причем никто не мог объяснить такого явления, кроме, пожалуй, самого Мимы. Но его занимали более существенные вопросы. Он станет воплощением Войны? Неужели это неизбежно? У него еще есть дела, которые предстояло завершить в качестве смертного!
Тем не менее страдания голодающего народа глубоко трогали принца, и если был какой-то способ облегчить в будущем это бедствие…
Время шло, но никаких сверхъестественных событий больше не происходило. Мима начал уже думать, что встреча с Голодом, Смертью, Временем и Природой была галлюцинацией, а манна — простым совпадением. Малахитовый Восторг по-прежнему оставалась любящей и зависимой. По мере того как рос опыт Мимы, он все увереннее забирал бразды правления в свои руки. Раджа отправлял его с поручениями в другие страны, дабы расширить поприще, где наследник мог бы работать на благо своего княжества.
Мима вдруг увидел, что в этой области он способен действовать на удивление эффективно. Восторг он брал с собой, чтобы она в буквальном смысле говорила за него. Девушка была красива, поэтому никто из стариков, управлявших соседними государствами, не возражал против ее присутствия, а поскольку она была обучена всем тонкостям придворного этикета, жены стариков находили ее общество весьма приятным. Но главное — она понимала Миму; он мог передать ей то, о чем думает, несколькими жестами и выражением лица, двумя-тремя неразборчивыми словами, и она переводила это на безукоризненный английский. Поскольку международные переговоры зачастую требовали вмешательства переводчиков, то никого не удивляло, что молодой симпатичный принц из Индии прибегает к помощи толмача, а многие даже и не подозревали, что делает он это не из-за незнания языка, а по причине заикания.
Между тем наиболее острой проблемой для Гуджарата была модернизация, а на нее требовались деньги. Необходим кредит от западного Дядюшки Сахара.
Мима всесторонне обдумал этот вопрос и понял, что даже Дядюшка Сахар в обмен на ссуду ожидает некоего минимального quid pro quo
[8]
. Но что могло пораженное нищетой, отсталое княжество вроде Гуджарата предложить в обмен на деньги?
Мима нашел решение. Он позвал Восторг, и они отправились уговаривать Раджу.
— Мой возлюбленный говорит, что может получить от Запада кредит в один миллиард долларов, — радостно объявила принцесса.
Раджа ответил не сразу, скрыв свои чувства. Он явно не одобрял того, что Мима и Восторг работали вместе. Обычно женщины не говорили о делах управления, поскольку, с точки зрения Раджи, были в этой области несведущи. Однако после всех усилий, которые он потратил на то, чтобы получить согласие Мимы жениться, Раджа был готов терпеть Восторг в любом качестве.
— И каким же образом можно достичь такого чуда?
Она поглядела на Миму, который промямлил:
— База.
— Это военная база, которую… — начала Восторг.
— Совершенно исключено! — вспылил Раджа. — Никогда еще мы не допускали пребывания иностранной военной техники на нашей земле!
Мима уже делал ей знаки и что-то жужжал.
— О, высокочтимый будущий свекор! — сладко проговорила Восторг, ослепительно улыбаясь Радже. — Мой возлюбленный прекрасно понимает это. Но сейчас времена изменились, и мы не вправе, не навлекая на себя опасности, игнорировать современный мир. Было бы лучше согласиться на строительство базы и позволить чужеземцам нанимать наших людей, платя им нелепо большое жалованье. Кроме того, мы будем засылать туда своих шпионов, чтобы они сообщали нам об иностранных секретах. Так мы легко сможем следить за ними.
Раджа, задумавшись, молчал. Мима знал, что не логика произвела на него впечатление, а то, как Восторг превратила Миму в блестящего дипломата. Конечно, большая часть слов принадлежала ей, однако в основе ее речей лежали обсуждения, которые они с Мимо и вели заранее; и поскольку слова номинально исходили от него, вся слава доставалась Миме. Неспособность Мимы нормально говорить была незаживающей раной для гордости Раджи, и подобное красноречие чрезвычайно его тешило.
