Улицы были пустынны и зловеще тихи. Холодало, с реки наползал туман, из переулков — сумерки. Порывшись в мешке, я вытащила шаль и замоталась ею в три оборота. Влажность пробирала до костей даже сквозь пальто.
Я подошла к первой же встреченной мною женщине. Надеюсь, она хоть местная и ориентируется.
— Добрый вечер! Где тут у вас отель? — женщина непонимающе похлопала на меня глазами. — Переночевать мне бы где-нибудь!
— А! Так вам в ночлежку. Третий поворот направо, потом еще два перекрёстка, до магазина мадам Бови и снова направо.
Она улыбнулась щербатой улыбкой, в которой не хватало половины зубов, а оставшиеся были неприятно-коричневатого цвета с отчетливо заметными язвами кариеса. Я поблагодарила за указания и отправилась искать ночлежку.
Название у нее не очень внушает доверие, но надеюсь, там будет безопаснее, чем на улице.
Смеркалось. Улицы левого берега освещались плохо, и самый широкий бульвар в темноте превращался в опасный район, а улицы — в подозрительные закутки.
Похоже, я все же заблудилась. Уже оба поворота направо миновали, а ночлежки или чего-то похожего видно не было. Может, я ее пропустила? Магазина мадам Бови я тоже не заметила.
Прямо на улице, на моих глазах к двоим мужчинам подошла бедно одетая женщина и что-то им предложила вполголоса. Те рассмеялись, и один подтолкнул ее в сторону переулка.
Это что, проститутка?
Я поплотнее завернулась в шаль. Одинокая девушка в подобном районе обязательно привлечёт нездоровое внимание. Нужно срочно выбираться обратно к мосту, а там где-нибудь на лавочке перед пропускным пунктом переночую. Плевать на ночлежку и комфорт — хотя, какой вообще в таком районе может быть комфорт? На лавочке, кажется, безопаснее будет.
Не успела.
Я не дошла до спасительной набережной каких-то десять метров. Далекие правобережные фонари уже виднелись за поворотом, когда меня неожиданно подхватили под локти и поволокли в подворотню.
Их было пятеро.
Глава 6
Я выворачивалась, пиналась и кусала все, до чего могла дотянуться, хоть и противно было — от мужиков явно разило немытыми телами и чем похуже.
— Да заткнись ты уже! Хватит цену набивать, — протянул один из тех, что меня держал, и так же лениво отвесил мне затрещину. От инерции меня снесло к стене, но хоть руки отпустили. В ушах звенело, а в глазах двоилось — пришлось прислониться спиной к кирпичной кладке, чтобы не упасть.
— Отпустите меня немедленно! — рыкнула я, стараясь казаться грозной. Ну вот, чего и следовало ожидать. Сейчас меня изнасилуют и убьют. Недолго я продержалась в самостоятельной жизни.
Я, конечно, потрепыхаюсь: двоим остановить сердце смогу, но резерв после двойной пластики еще не восстановился даже до половины, так что остальным троим я ничего сделать не смогу. Может, они испугаются кончины дружков и убегут?
Выхватив из сумки удачно подвернувшийся серпик для трав, я приготовилась бороться до последнего.
— Это кто здесь мою девочку обижает? — раздался недовольный женский голос, и позади амбалов показалась дама средних лет, закутанная в ажурную шерстяную шаль наподобие оренбургских. — Герберт, ты ли это? Что руки распускаешь, хочешь, чтобы тебя к нам в заведение пускать перестали?
— Она ваша, что ли? — пробурчал громила, отступая. Это чья же я, что он так перепугался? Кричать, что я ничья и своя собственная, я не спешила. Пусть сначала бугаи уберутся куда подальше. — На ней же не написано, откуда мне знать?
— Ты стоишь в двух шагах от наших задних дверей. Чья она, как ты думаешь? — женщина грозно подбоченилась. Мужики чуть ли не с поклонами поспешно покинули переулок. Я тоже попыталась убраться куда подальше, но была остановлена окриком:
— Куда?!
— Да я пойду, наверное. Спасибо, что помогли, весьма мило с вашей стороны, но мне пора, — протараторила я, пятясь к выходу из тупика.
— Куда пойдёшь, глупая? До следующей шайки? Жить надоело? — фыркнула женщина, разворачиваясь и открывая неприметную дверь. Изнутри соблазнительно потянуло свежим хлебом и теплом. Я невольно сделала шаг вперед, потом вспомнила про мышеловку и бесплатный сыр и остановилась.
— Пошли. Накормлю, погреешься… — женщина шагнула в проем, обрисовываясь силуэтом на светлом фоне. Довольно-таки зловещим.
— А потом что? — я подозрительно прищурилась. Свет бил в глаза, мешая рассмотреть интерьер за дверью, но что там может быть, кроме кухни? Не пыточная же.
— А потом поговорим, — дверь начала закрываться, отрезая меня от света и тепла. Ну уж нет. Бесславно сдохнуть на улице от холода и побоев я не собиралась. Что бы там ни было, за дверью, русскую женщину ничем не напугаешь.
Я решительно шагнула через порог.
Сразу за дверью оказался коридор. Но первый же поворот все-таки привёл нас на кухню. Из приоткрытой духовки тянуло сдобой, а в старомодной печи горел уютный огонь.
За столом сидели и о чем-то болтали две девицы. При виде нас они дружно подскочили, чуть не расплескав содержимое чашек, присели в неуклюжем книксене и убежали.
— Вот клуши, — беззлобно ругнулась женщина, ставя чашки в корыто, где уже громоздилась целая гора посуды.
В углу я заметила холодильник. Громоздкая и громко гудящая штука работала на только начинающем набирать обороты в этом мире электричестве и, как я знала по пансиону, стоила немалых денег. Хорошо живут в этом доме.
Лампы тоже были привычные, — накаливания — только очень тусклые. Не тянет турбина такое количество приборов. Скорее всего, лопастный аппарат в реке стоит. Хорошо жить около набережной.
Женщина тем временем налила в чистую кружку горячий чай, плюхнула в миску щедрую порцию овсянки — настоящей, на молоке с маслом, а не того ужаса, которым нас в пансионе кормили — и поставила передо мной.
— Садись, поешь. В чем душа только держится, — сама села напротив с похожей кружкой и, подперев кулаком щеку, явно собралась смотреть, как я ем. Мама тоже любила смотреть, как другие едят, вспомнила я неожиданно прошлую жизнь. Она все время сидела на диете, зато в нас с братом все время впихивала всякие вкусности. Хоть так наслаждалась едой, как она объясняла.
Доверия к неожиданно доброй женщине мне это не прибавило. Я уже не ждала от этого мира ничего хорошего. Но еду мне положили из общего котелка и воду налили из того же чайника, что и себе, поэтому можно подкрепиться, а там посмотрим.
Я с жадностью набросилась на еду. Резерв и растущий организм хором просили перестать над ними издеваться, потому что с того яйца с хлебом в моем желудке больше ничего не побывало.
— Тебя как зовут? — женщина наблюдала за мной с видом доброй бабушки, — или тетушки, что ближе по возрасту — но в глазах периодически проскальзывало откровенно хищное выражение. То, что меня не просто так кормят, я уже поняла. Осталось выяснить, сумею ли выкрутиться.
