Я общалась с каждой, подробно выспрашивала о каких-либо беспокоящих симптомах, — мало ли, кроме тех трех, еще кого-то изолировать уже пора — вела светскую беседу ни о чем, исподволь выпытывая психологические проблемы. Ну не может здоровая женщина, сношающая по пять мужиков в день, оставаться совершенно нормальной на голову. Понятное дело, нашлись и депрессии, и комплексы. Нет, несколько человек были абсолютно довольны своим положением, даже как-то гордились выбранной профессией. Их я сразу поставила на учёт. Менять свою жизнь они вряд ли захотят, а вот больше денег — запросто. И секреты, тем более дорогостоящие, я бы им не доверила.
«Девочки» по типажу нашлись сразу же. Близнецы. Ну просто джек-пот. Хорошенькие, беленькие, с длинными, хоть и суховатыми волосами, огромными голубыми глазищами и густо накрашенными чёрным ресницами, абсолютно выбивавшимися из образа.
Срочно надо придумать коричневую тушь. Или найти хну. Или пусть вовсе не красятся.
Отвечали они хором, потупясь долу и одинаково теребя подолы идентичных платьев. С ними все ясно. Тихие, забитые, ведомые.
Куда интереснее оказалась зашедшая сразу после них гренадёрша.
— Дениз? — уточнила я, глядя в список. Я ее еще в строю заприметила. Не заметить дородную, статную великаншу было проблематично. Вот уж у кого все округлости на месте да в изобилии.
Она кивнула, осторожно присаживаясь на стул. Тот скрипнул, но мужественно выдержал.
— Жалобы есть? Выделения, запах, боли беспокоят? — привычно отбарабанила я набор вопросов. Дениз отрицательно помотала головой. Да, эта в поле родит и махать серпом дальше пойдет, что ей какие-то венерические? На один зуб.
— А вообще как? Проблемы, может, какие или обижает кто? — я оторвалась от бумаг и внимательно всмотрелась в ее лицо. Тут важны нюансы: выражение глаз иногда говорит больше, чем целая фраза. Женщина замялась, отводя взгляд.
— Ну же, я лекарь. Мне можно сказать что угодно, дальше меня не пойдет, — я подбадривающе улыбнулась и попыталась нащупать тему. — Дразнят? Обзывают?
— Да пусть попробуют! — фыркнула Дениз, тяжело вздохнула и шире расправила плечи. — Я не особо популярна. Сами видите.
Она развела ручищами — не хуже, чем у мордоворотов на страже Лалики.
Я оценила военную выправку валькирии.
— Милая, да ты же прирождённая доминатрикс! — в полном восторге пробормотала я. Главное, вытравить из нее присущее всем левобережным благоговение по отношению к аристократам — и у нас будет услуга легкого садизма. Для любителей.
Уж потенциальных клиентов я смогу определить. Не зря столько книг по психологии в своё время перелопатила.
Рассвет — или по-местному вечер, время перед сном — мы встречали очередным смотром. В этот раз предводительствовала я.
Прошлась вдоль ряда девочек, заложив руки за спину. Чувствовала себя генералом перед боем, не меньше.
— Наша задача как можно сильнее отличаться от их чопорных, утянутых в корсеты жён. Нет, не спорю, кто-то сюда идёт именно поиметь распутный вариант жены, — кивнула я в ответ на вскинувшуюся Лалику, — но большинство хочет разнообразия. Белые лица и ночнушка в пол у них и дома имеются. Значит, нам нужно что?
— Делать наоборот? — пискнула темноволосая девочка слева. Я уткнула в нее палец. Биографию помню: из благородных, но без дара — в пансион отправили, как меня. Потому и запомнилась. Из пансиона вышла, пристроилась гувернанткой к детям одной семьи. А там муж оказался любитель молоденьких. Испугалась, сбежала, осталась на улице без рекомендаций, а Лалика, добрая душа, подобрала.
— Именно! Как зовут? Извини, запамятовала.
— Райли, — еще тише пискнула она.
— И как именно наоборот? — подбодрила ее я.
— Ну… они все закутанные с ног до головы, в корсетах, с турнюрами, с высокими прическами. Мы можем ходить в корсетах без турнюров, показывать, скажем, лодыжки и заплетать косы…
Я потёрла пальцем висок. Да, чопорные проститутки — это сильно.
— Мысль идёт в правильном направлении. Но! Наоборот — это значит не заковывать тело в корсет вообще. А волосы придется распустить.
Девицы шокировано загомонили.
— Как распустить? — озвучила всеобщие сомнения Лалика. Она слушала мою речь открыв рот, удивляясь нововведениям не меньше девочек. — Это же неприлично!
Именно этого замечания я и ждала.
— А то, чем мы здесь занимаемся, прилично? — четко и громко спросила я, специально отождествляя себя с остальными. То, что я ими торгую, а не продаюсь сама, ничуть не делает меня лучше. Скорее наоборот.
Я обвела взглядом притихших, смутившихся отчего-то женщин.
— Мы падшие ниже некуда. Презренные, всеми отвергнутые, приличные люди отворачиваются, когда мы проходим мимо, плюют вслед и указывают дочерям, что будет, если они не будут осторожны. Так?
— Так, — девицы потупились, кто-то закусил губу, борясь со слезами. Лалика смотрела волком — что я ее девочек стыжу!
— Не так, — отрезала я. Вот теперь я владела всеобщим вниманием на сто процентов. — Мы ночные бабочки Дорсетта. Мы жрицы любви. К нам идут за тем, что не видят дома: за красотой, вниманием и удовольствием. И мы им это все обеспечим. Но! Для этого мы для начала должны любить и баловать сами себя. Иначе как мы подарим любовь другим, если не знаем, что это такое? Начиная с сегодняшнего дня, будем тренироваться в самоуважении и принятии себя такими, какие мы есть. Поверьте мне, среди аристократок полно девиц, с которыми я бы срать на одном поле не села, не то что в одном доме жить.
По рядам внимательно слушавших меня женщин пронёсся смешок. Они внимали мне как заворожённые. Бедняжки настолько привыкли считать себя даже не вторым, каким-то пятым сортом, что слова о любви к себе стали для них раздирающим душу откровением. У кого-то на глазах все же блестели слезы, но это были уже другие — не оскорбленной гордости, а благодарности.
Я в самом деле принимала их такими, какие они есть. Мадам дала мне приют, когда могла оставить на растерзание громилам. Хоть и собиралась потом заставить отработать — так это не она, это жизнь на левом берегу такая. У нее еще не худший бордель, я бы даже сказала, лучший.
Наслушалась за эти сутки от девочек всякого.
Не знаю уж, как бы я рассуждала, если бы пришлось и в самом деле обслуживать пятерых за ночь. Не пробовала, не могу ничего утверждать.
Но помочь девочкам выбраться из этой клоаки я должна хотя бы попытаться. Как говорится, не можешь остановить безобразие — возглавь его.
Мне категорически не нравился творящийся на левом берегу беспредел. Пока что я готова играть по их правилам, но свои собственные я уже начала продумывать.
Третий день в борделе начался нетрадиционно.
То есть само по себе пребывание в борделе для меня было в диковинку, и каждое утро я открывала для себя в этом мире что-то новое, чаще неприятное.
