Короче говоря, попался — значит виновен.
Категорических запретов — кроме классических: не убий и не укради — было не так уж много. Но, например, продавать спиртное на территории, не принадлежащей бару, было запрещено.
Лалика с моей подачи сдала в аренду — официально, с договором и оплатой, — угол в гостиной, как раз достаточный для организации барной стойки. Распивать спиртное где угодно не запрещалось, а, собственно, операция по продаже осуществлялась технически на территории бара.
И подобных лазеек было море… Если знать, куда смотреть.
Я, подкованная мамиными сериалами и налоговой, знала.
Пятый день мы посвятили отбору. Нам нужны были швеи, кружевницы, помощницы по хозяйству, официантки наконец — кто-то же должен разносить выпивку и при этом быть не против щипка за зад, а возможно и чего-то большего. Я попросила Лалику кинуть клич по другим заведениям, вдруг у них есть девочки, готовые подработать сверхурочно. Их мы принимали отдельно, после захода солнца.
А с утра я, позевывая, сидела в обновлённой гостиной за временно поставленным столом — там, где уже завтра плотники поставят сцену.
К нашим дверям на улице выстроилась очередь. Для разнообразия из женщин. Редкие прохожие поглядывали на собравшихся с интересом: не каждый день перед борделем собирается толпа желающих в него попасть.
У входа, где маман обычно встречала клиентов, дежурила одна из поварих. Я ее выбрала за каллиграфический, на удивление, почерк. Отец был писарем при какой-то конторе, пояснила она, заметив мой интерес.
На всякий случай, я попросила записывать данные всех пришедших женщин. Имена, фамилии, адреса, даже приметы, потому что Молли Джонс на одной улице могло быть несколько, а с нумерацией домов на левом берегу туго.
Терзало меня нехорошее чувство, что пришедшие на отбор в бордель дамы не рассчитывали отделаться просто шитьем. Наверняка были готовы к худшему. А от готовности один шаг до действительной продажи себя. Как та девица, что встретилась мне в первый день. Прямо на улице.
Подобного я не желала ни одной из них, поэтому уже сейчас прикидывала, как я могу их занять на постоянной или полупостоянной основе.
Через час у меня замельтешило в глазах от обилия кружева, вышивки и разнообразных фасонов. С готовки я снимала пробу буквально по крошечке и то уже объелась так, что не лезло. Хорошо, помощница кухарки и две горничные освободились пораньше и пришли мне на помощь. Я конечно могу отличить вкусное от невкусного, но кто знает, что у этих богатых принято есть и смогут ли это приготовить левобережные. Так что я оставила еду на них, объяснив еще раз на всякий случай, что нам важнее всего вкус и качество. Смещать их и нанимать новых никто не собирается, — чтобы они не боялись конкуренции и не завернули какую-нибудь талантливую кулинарку — а хорошее продуманное меню в их же интересах. Зарплата будет больше всем.
Убедившись, что меня поняли, я переключилась на одежду.
Тут я хотя бы знала, что мне нужно, и этого наверняка местные еще не видели и не придумали.
Ближе к вечеру к нам присоединилась Лалика. Ей было любопытно, что же я такое затеваю, но спросить напрямую ей не позволяла гордость и необходимость поддерживать собственный авторитет, поэтому она молча и очень внимательно за мной наблюдала. Да на здоровье! Пока не мешает — пусть следит. Ей же потом самой справляться, если все пройдёт по плану.
Поток женщин не иссякал. Я делала пометки напротив любезно составленного поварихой списка, который уже занял не одну бумагу, а целую стопку. Каких-то помечала как запасных, несколько особо талантливых сразу загрузила работой. Не я же буду бегать ткань выбирать — у меня других дел непочатый край.
Чем больше я выслушивала кратких биографий соискательниц, тем яснее понимала, что женщинам в этом мире работы практически нет. Если ты не стираешь, готовишь или шьёшь, тебе прямая дорога в бордель. Даже горничные и гувернантки были морально готовы к приставаниям со стороны хозяев, откуда до нас рукой подать.
Пекари, писари, продавцы, владельцы любого бизнеса были мужчинами. Чаще всего аристократами, особенно если бизнес прибыльный и крупный вроде фабрики, но и управляющие, и наемные работники все равно оставались мужского пола. Женщинам оставалось ждать мужа домой с зарплатой, а платили простым людям здесь так, что обнять и плакать.
Получался замкнутый порочный круг.
— Кружево, шитьё, готовка? — привычно пробормотала я, занося карандаш над бумагой напротив очередного имени.
— Я умею очень быстро писать, — пробормотала женщина едва слышно. Мне даже сначала показалось, что мне показалось.
— Насколько быстро? — я рукой придержала уже собиравшуюся подать знак выводить претендентку Лалику.
Вместо ответа женщина достала из сумки блокнот и карандаш. Я прищурилась.
— Как тебе мысль, если мы найдём ее для стенографии происходящего в гостиной? В том представлении, что я запланировала на эту неделю, нам бы пригодилась запись.
— Стено-кого?.. — растерянно переспросила Лалика.
— Стенография. Это специальная система значков, которой писать можно быстрее, чем буквами.
— А зачем она нужна? Воздушники могут писать сразу тремя или даже пятью карандашами, чисто и аккуратно.
Я заметила, как женщина поникла плечами, но упорно продолжила черкать в блокноте. Наверное, не раз слышала подобные доводы и все равно тренировалась, развивала свою систему. Ох уж эта местная расслабляющая изобретателей магия!
— А у нас есть разве воздушники на левом берегу? — я подняла руку. — Стоп!
Женщина послушно замерла. Поднялась и передала мне подрагивающий от ее пальцев блокнот.
— Что это? — изумилась вместо меня Лалика, глядя в неразборчивые закорючки и палочки.
Женщина взяла блокнот обратно и зачитала с выражением:
— Как тебе мысль, если мы наймём ее для стеногапии…
Я не могла поверить ни глазам, ни ушам. Передо мной стояла изобретательница той самой стенографии в этом мире.
— Только не говорите мне, что сами изобрели эту знаковую систему, — пробормотала я. Женщина вздернула подбородок.
— Именно так и было, — подтвердила она. — Я взяла за основу древнее криптографическое письмо, чуть усовершенствовала, подогнала под количество букв…
Женщину звали Джейн Уиллис. На постоянную работу мы ее, естественно, взять не могли, да и она бы не пошла. У нее муж, который, несмотря на всю патриархальность местного мира, поощрял занятия жены вроде бы бесполезным хобби, и двое детей. Раньше ее отец, а теперь муж, держали небольшую книжную лавку, но в основном зарабатывали поставкой канцтоваров в бордели и прочие заведения левого берега. Как ни странно, им тоже нужно вести бухгалтерию.
То, что лавка перешла по наследству мужу, а не ей, подразумевалось как-то само собой. Милый родной шовинизм в действии. Хорошо хоть мужик попался адекватный.
