А на левом берегу до старости из полицейских доживали единицы.
В тусклом зареве свечей волосы молодого мужчины отливали глубокой медью. Это уже не рыжий, а красноватый. Острые скулы, какое-то нервное подвижное лицо с крупным ртом и цепким взглядом темно-синих глаз. Похож на аристократа, но что он забыл на левом берегу? Неужели пустышка, из отказных вроде меня?
Офицер обвёл преображенный зал цепким взглядом, чуть задержавшись на прозрачных занавесях, за которыми извивались полуобнаженные девичьи силуэты. С трудом отведя глаза, он прокашлялся и сосредоточился на мадам.
По столу в сторону Лалики прокатилась серебряная монета. Ловкое движение женской ладони — фокусники бы устыдились — и шиллинг исчез где-то в ее юбках.
— Меня интересует некая Хилли Шей. Ее в последний раз видели уходящей с Королевского Моста в сторону левого берега, недели две назад. Она здесь не появлялась? — понизив голос, спросил полицейский.
Мадам незаметно стрельнула глазами в меня и выпятила и без того впечатляющий бюст.
— А зачем она вам? У нас есть девочки на любой вкус. Уж точно лучше какой-то там… Хилли.
— Она подозревается в ограблении и убийстве одной высокопоставленной особы, — припечатал меня офицер могильной плитой.
Да-а… Проштрафилась я: все-таки понадеялась на здравомыслие следователей и патологоанатомов. Это наша медицина мигом бы определила, что я не имею отношения к смерти «принцессы», а местные лекари, по-моему, вообще в расследованиях не участвовали. Так что выяснить, что я недостаточно сильна, чтобы вот так запросто задушить девушку, было некому. А что? Очень удобно. Кто сбежал — тот и виноват. Минуточку, он сказал «ограбление»?
— Убийство… ограбление… и какая-то женщина. Она шпионка? — восхищенно вытаращила глаза мадам, будто читая мои мысли. Неплохо бы вытянуть побольше информации из следователя.
— Она похитила драгоценности и деньги на общую сумму более ста фунтов.
Я скрипнула зубами. Вот ведь м… матушка! Нашла способ избавиться ото всех подозрений разом.
— Все наши девочки работают уже давно, а эта Хилли приехала в столицу… — Лалика задумчиво сделала паузу, вроде как припоминая. Память у неё — дай Всеединый каждому, притворщица играла и не краснела. — Две недели назад, нет? Ведь тогда же умерла наша принцесса. Погодите, вы же не хотите сказать, что…
Взгляд полицейского посуровел еще больше, если это возможно.
— В интересах следствия пока что официальная версия причины смерти ее высочества — болезнь. Надеюсь, дальше вас эта информация не пойдет?
Мадам надулась так, что я испугалась за ее платье.
— За кого вы меня принимаете?!
Понятно. Завтра об истинной причине смерти принцессы будет знать весь город. И, судя по хитрому прищуру офицера, он это прекрасно понимал. Интересно, на что расчёт? Что глупышка-пустышка Хилли попытается сбежать из города, узнав, что ее ищут? Очевидно, выезды из города перекрыты, а поезда и корабли тщательно проверяются.
Ну-ну. Ждите. Интересно, сколько ваши солдаты протянут в полной боевой готовности? Я в ближайшие месяца два, пожалуй, вообще из борделя не выйду. Вовремя мы оранжерею затеяли. На крыше и погуляю.
Разговор с Лаликой состоялся тем же вечером. Вместо долгих объяснений, собственно, я нюхнула порошка и чуть изменила форму носа.
— А теперь представьте мои волосы рыжими, а щечки — алыми, — вздохнула я, поджимая губы куриной гузкой.
Фотографии в этом мире были преотвратные, зато художники-портретисты пока что процветали. И принцессу нашу писать обожали: такая фактура, такие бездонные очи и прочая красота. Поэтому признала меня мадам почти сразу.
И свалилась в кресло, обмахиваясь первым попавшим под руку листком.
— Ты что же, деточка, мне раньше не сказала?.. Это же я чуть своими руками тебя под грузчиков не положила! — запричитала законопослушная верноподданная. Я горько усмехнулась.
— А скорее продали бы тому, кто побольше заплатит, ведь так?
Мадам перестала ломать комедию и посерьезнела.
— Об этом никто не должен знать. Особенно из тех, кто выше меня, не к ночи будь помянуты, — сплюнула Лалика три раза через плечо.
Все-таки душевная она женщина. Я чуть не прослезилась. Как свой доход бережёт! Понимает, что если меня приберут к рукам, сама она дальше развиваться такими же темпами не сможет.
Отныне режим работы борделя разительно поменялся. Плата взималась за ночь. Без вариантов. Клиент при желании мог уйти хоть через десять минут, но выложить десять шиллингов был обязан. Обычай давать на чай понравившейся девочке прочно вошёл в обиход — аристократам было приятно почувствовать себя добрыми и щедрыми дядями. Так что бабочкам зачастую перепадало по целому шиллингу сверх тарифа, хотя чаще лорды обходились медью.
Представления мы устраивали три раза в неделю. Понедельник, среда, пятница. По выходным у аристократии балы и приемы — им не до борделя, по вторникам идёт еженедельное заседание палаты лордов.
А четверг я сделала свободным чисто из вредности.
В остальные дни можно было просто прийти и провести у нас время с пользой. Но, опять же, один клиент — одна ночь. Я ввела работу по сменам, так что у девочек получалось три-четыре мужчины в неделю.
По сравнению с ударным трудом месячной давности — небо и земля.
В выходные дни мы занимались самообучением. За преподавателями далеко ходить не пришлось: Райли оказалась неплохо подкована в истории, а Маржолейн разбиралась в географии и гораздо лучше меня говорила аж на пяти языках. Так что учились мы все, я тоже с большим удовольствием сидела на занятиях — языки учить всегда полезно, а история уж точно не повредит. Я в свою очередь преподавала математику. В объеме начальных классов — даже прибавить-поделить могли далеко не все девочки. Арифметику полюбили единицы. После того, как я вдолбила в них умножение и деление, продолжать остались только пять человек. То ли преподаватель из меня не очень, то ли нет у них способностей. Но главное, хотя бы базу они освоили.
Бабочки стали лучше спать и куда лучше выглядеть. Я регулярно проводила медосмотры, подправила двоим начавшую шалить щитовидку, у четверых нашла нехорошие заболевания. Сняла их с расписания, пока не пролечатся. Легкие были ровным слоем забиты чёрной сажей у всех. Всем работавшим у нас по вечерам я заваривала в огромном чане настойку для ингаляции. Каждый брал себе по чашке, накрывались полотенцем и дышали полезными испарениями. Вылечить-то я могу, но оно же опять осядет. Лучше как-то прочищать периодически, чтобы и не скапливалось.
Всем борделем теперь пили укрепляющие отвары для профилактики простуд и прочих иммунозавязанных болячек.
Я еще хотела выдавать специфические отвары, для профилактики детей, но оказалось, в этом нет необходимости. Дети в борделе получались крайне редко, можно сказать, никогда. Здесь, в этом мире, вообще было не очень с рождаемостью. По пять детей бывало в семье, но редко. Организм как-то настраивался на партнера, как пояснила мне Лалика, и первые несколько лет брака обычно проходило без потомства. Вообще, от неё я узнала куда больше о местном женском быте и привычках, чем за все время пребывания здесь. Даже Брай старалась в такие темы не вдаваться. Ну, оно и понятно: я же была по легенде нежной пансионской фиалкой — вопросы предохранения со мной обсуждать как-то странно было бы.
