Парень, ненамного старше меня, тут же размяк. Девичьи слезы — оружие массового поражения: сразу окружающим мозг отшибает напрочь. Он снисходительно похлопал меня по руке — несколько фамильярно для столь поверхностного знакомства, но в стрессе простительно — и, пробормотав что-то вроде:
— Конечно-конечно, — поспешно ретировался.
Я упала обратно на стул, помянув про себя недобрым словом неприятно спружинивший турнюр.
— Леди Суон, — кашлянув, напомнил о своём присутствии дворецкий. Я неохотно скосила на него глаза. Он стоял гордо и непоколебимо, как и всегда, однако привычное уже презрение во взгляде, направленном на меня, сменилось на некое… уважение, что ли. В зачаточном состоянии. За неимением полноценного хозяина, сойдёт и эта, говорил теперь его вид. — Вас дожидается еще поверенный, мистер Даллас.
— Уже? — изумилась я. Так быстро? Мне только сообщили о смерти приемного отца, а завещание уже привезли? Моя уверенность, что с его гибелью что-то нечисто, зацементировалась. — Ну, проси, раз уж он здесь.
Я поудобнее устроилась на стуле, очень кстати подвернувшемся. Идти куда-то, вроде кабинета, не хотелось. В особняке был только один кабинет, примыкавший к библиотеке, хозяина дома. Тревожить его так сразу, не убедившись сначала, что мои подозрения верны, мне не позволяла совесть.
Мистер Даллас, для разнообразия не лорд, но довольно одаренный воздушник, выходец с левого берега, выбившийся в люди благодаря дару-пятерке, оказался солидным толстяком с напомаженными по последней моде усами а-ля Пуаро и тщательно зализанными на правую сторону остатками волос, прикрывавшими обширную лысину. Он выгрузил из кожаного портфеля стопку бумаг на обеденный стол, пересортировал ее, выбрав нужное, и затолкал остальное обратно. Я и дворецкий, верноподданнически вставший чуть позади моего кресла, терпеливо пронаблюдали весь процесс, не подгоняя работника пера и бумаги.
Поверенный откашлялся и принялся зачитывать длинный, страницах на пяти, документ.
Весь этот текст, как и положено юридическому документу, полный странных формулировок и запутанных обозначений, сводился к следующему: я унаследовала все.
Мне потребовался не один час, чтобы прийти в себя и переварить новости. У меня теперь новое имя, дома на правом берегу и огромный полулегальный бизнес. В единоличном владении.
Неужели барон мог и в самом деле так бездарно погибнуть? Кто еще, кроме меня, лучше всего может быть осведомлён о планах главы теневого бизнеса? Конечно же его неизменный помощник Денни.
На следующий день я направилась прямиком в казино. За руль авто села сама, поскольку вызвать водителя дворецкий не смог, а Денни будто сквозь землю провалился. Ничего сложного, после нашего ручного управления вообще детская игрушка, всего два положения рукоятки — вперёд и назад.
В кабинете барона в казино Денни тоже не оказалось. Я вышла в зал, полупустой в этот ранний час.
— Где Денни? — спросила у пробегавшего мимо с подносом официанта. Он уважительно склонил голову.
— Не видел со вчерашнего дня, леди.
Поиск, запущенный мной по всему левому берегу, ничего не дал. Денни как испарился. Тогда-то я и перестала оплакивать приемного отца окончательно и включила наконец мозги.
Теперь я была абсолютно уверена, что Барон просто инсценировал собственную героическую гибель. Очень уж все было продуманно и вовремя. И слишком подробно он у меня выспрашивал приметы и привычки Брай.
Что ж. Надеюсь, хотя бы у них все наконец-то сложится хорошо. Побегает еще за ней, конечно: двадцать лет упущенных ему так просто не простят. Но думаю, травница и сама уже настрадалась при монастыре.
Однако Барона я успела за этот почти год неплохо изучить. И он ничего не делал просто так. То есть притвориться погибшим ради того, чтобы сбежать в лазурные дали с любовью юности, на него не похоже. Есть в нем, конечно, некая авантюрная жилка, но чтобы любовь была единственным мотиватором — да ни в жизнь. Тут какой-то тонкий расчёт. Но какой?
Создать прецедент?
Вон как на меня поверенный посматривал. Осталась баба-дура одна, без кормильца, да еще и опекуна не назначили. Растранжирит, идиотка.
Как бы, кстати, корона не озаботилась моим статусом безопекунства и не подсуетилась. Вот ведь подложил свинью папашка приемный. Очередная проверка моей сообразительности? Очень похоже на то.
А еще мне почему-то кажется, что он сбегал от магической присяги. Если бы король напрямую спросил и правильно построил фразу, например не «Знаете ли вы точно, где принцесса?», а «Догадываетесь ли…» — тут-то бы он и попался. И я вместе с ним. А во дворец его вызывали регулярно. Одни балы чего стоят. Отведут так в сторонку и зададут неудобный вопрос. И что он будет отвечать? Мол, да, жива, живет у меня под видом внебрачной дочери, в свободное время ставит шоу в бывшем борделе? Прелестно, нечего сказать.
Через неделю после похорон я наконец дошла до домашнего кабинета лорда Суона. Рабочий, в казино, я вскрыла в первый же день. Ничего интересного лично для меня там не нашла: документы о владении землей, на котором стояли казино, бордель Лалики и еще зданий десять левого берега, договоры о поставках еды, гарантии от строителей — бытовуха, в общем. В подземном бункере я и так бывала чуть ли не чаще, чем Барон, так что осмотрела тот весьма поверхностно. Все лежало так, как я оставила накануне злополучного дня-катастрофы. Записок, листков с шифровками или пририсованных стрелочек — «Ищи тут!» — не было видно.
Оставался домашний кабинет. Не может такого быть, чтобы приемный отец просто свалил в туман, к зазнобе, ничего мне не объяснив.
Еще напрягало мое подвешенное, безопекунное, состояние. Судя по тому, что меня никто из королевской канцелярии до сих пор не «подергал за вымя», какое-то решение лорд Суон все же нашёл, но для моего личного спокойствия хотелось бы все же знать, какое именно. Не идти же к королю на приём с вопросом «а кто мой опекун, извините?» В завещании о том не было ни слова, и я логично рассудила, что как-то же он должен был дать мне знать, что я под защитой кого-нибудь. Вряд ли барон оставил меня совсем уж без присмотра.
В кабинете все было так, будто лорд Суон вышел на минуточку по делам. На столе хаотично разложены бумаги в одному ему известном порядке. Не приведи Всеединый тронуть — ора не оберешься. Горничные избегали стола при уборке как чумы, так что кое-где виднелась застарелая пыль. Сквозь полуоткрытые шторы пробивалось яркое летнее солнце, пушистый восточный ковёр приминался под тонкими домашними туфлями. Я оглядела скудно, но дорого обставленное помещение. Кроме стола и удобного кресла, в нем был только небольшой стеллаж с книгами и документами, да портрет королевской семьи прямо напротив рабочего места. Весьма верноподданнически.
Картина была огромная, в полный рост, и я на пару секунд зависла, разглядывая знакомые и в то же время чужие черты лиц Махони. С моей нынешней внешностью — вообще ничего общего, может, если только немного глаза — их я меняла по минимуму. Хрупким телосложением мы пошли с сестрой в мать, а мастью Наирин скопировала отца. Я же — то ли от болезни, то ли просто по прихоти природы — уродилась бледной поганкой, неизвестно вообще в кого. Королева была каштановой шатенкой.
