– Были. В район аэродрома направлена диверсионная группа в количестве двенадцати человек. Изначально наша задача состояла в том, чтобы отвлечь на себя внимание немцев и дать возможность диверсантам выполнить основное задание. Только связи с группой на момент нашего вылета не было, посему исходить надо из того, что нам придётся выполнить приказ своими силами.
– А почему бы сразу на Берлин не напасть?
– Ну, вы и скажете, товарищ Наблюдатель, – улыбнулся Пётр.
– Разве есть разница? И то и это – для нас невыполнимое задание.
– Понятно, – с огорчением в голосе буркнул сержант, – задание не в зоне ваших интересов. Подскажите хоть, где мне найти Натана Соломоновича?
– Нигде. Сбежал ваш Натан Соломонович. Как жареным запахло, так и дал дёру. Напакостить, правда, успел. Можешь с Савелием Силантьевичем потолковать, он в подробностях знает, как тринадцатого июля «верный сын партии» с колхозными деньгами, на телеге, нагруженной скарбом сверх всякой меры, вроде как поехал в Починки ремонтировать печатную машинку для подпольщиков. Только незадача. За день до этого продал он печатную машинку цыгану. Что он собирался ремонтировать в Починках – тайна, покрытая мраком.
– С чего вы решили, что он продал? Может, оболгал его цыган.
– Пётр, не надо быть таким наивным. Савелий Силантьевич разговаривал с этим цыганом, и даже фотоаппарат колхозный, которым Натан пользовался забрал у него. Да цыган до сих пор в Прилепово живёт. Найти его просто, к дому кузнеца уж любой житель дорогу покажет.
– Мне сказали, что партизанский отряд здесь есть, а Савелий Силантьевич, часом, не сват Афанасию, у которого мы на хуторе были?
– Он самый. Только отряд его потери понёс, но группу старшего лейтенанта Савченкова тебе выделит. Они вас встречать должны были, наверняка видел уже.
– Да. Серьёзные ребята. Летуны чуть не… поволновались трохи. Мне бы с этим Савченковым поговорить, да шифровку передать надо. Есть такая возможность?
– У тебя кто шифровальными делами заведует?
– Лиза.
– Пусть Лиза к Дайве подойдет. Сейчас у неё учения с радистами начнутся, но если срочно, то занятия можно отложить. Отправят твою шифровку. А если нет, то в полдень у нас сеанс радиосвязи. Надо ж центр сообщить, что вы прибыли.
Меньше чем через час мне стало ясно, кто действительно старший в группе. Пётр пришёл просить за Лизу: требовалось проводить девушку в Прилепово и устроить встречу с кузнецом. Про кузнеца-цыгана я Лизе не рассказывал и отсюда сделал вывод: Лиза Пургас и была тем товарищем «П», наделённым особыми полномочиями. У группы было своё задание, а у неё своё. Ещё вчера, в ненавязчивой беседе она сначала попыталась выяснить о Савелии Силантьевиче у Дистергефта, затем у Дайвы, а сегодня и у меня. Профессор, кроме как о науке, дальнейшего разговора с бывшей студенткой не представлял и на все её наводящие вопросы только сокрушался: – как можно было угодить сюда, ибо женская доля почитать Гестию, а не Афину. Дайва грозного командира партизан в глаза не видела, но слышала о том, что у его жены вроде болят колени, отчего каждую неделю готовит холодец и, со слов Петера Клаусовича, все хрюшки в деревне давно ходят на протезах. Со мной тоже разговора не получилось. Сказала бы сразу – собираю информацию, помогите, я такая-то, должны были предупредить. Так нет, ни слова об этом, всё объясняет любопытством. Тем не менее, дав на сборы пятнадцать минут, я вывел её на лёд. Шли молча, Лиза теребила карман куртки, пытаясь скрыть волнение, несколько раз специально поскользнулась, заставляя меня подать руку, тем самым как-то завести разговор, и когда после очередного падения я в резкой форме попросил показать подошву галош на валенках, она села на снег и расплакалась.
– Почему меня никто не воспринимает всерьёз? – шмыгая носом.
– Потому что вы взялись за мужскую работу. Возьмите платок, а я пока проверю резинку с шипами.
– В истории достаточно примеров, когда женщины успешно воевали наравне с мужчинами, – вытирая нос, заявила Лиза.
– О да. Только всегда забывают сказать, что они, прежде всего, были матерями. То есть сначала исполнили свой природный долг, а потом взялись за оружие.
Говоря, я осмотрел подошвы. На правом валенке противоскользящая накладка была перевёрнута вверх тормашками. Получалось, что падала Лиза по-настоящему. Пришлось отстегнуть крепление и надеть, как положено.
– Неправда, – возмутилась Лиза, – взять хотя бы наполеоновские войны. Кавалерист-девица Александрова.
– Лиза, не говорите об этом никому. Наденька Дурова сбежала в армию, будучи замужем, оставив своего сына на воспитание родителям. И ставить в заслугу девушке, что она предпочитает быть мальчиком, по крайней мере, глупо. Но мы отвлеклись. Резинка на втором валенке надета правильно, скользить больше не будете. Нам ещё две версты топать, не отставайте.
Отметив наличие сигнальных горшков, я вывел спутницу к околице и, пройдя метров сто к оврагу, остановился. Здесь, на берегу ручья, что впадал в реку, укрытой гущей леса стояла кузня. В незапамятные времена, несколько столетий назад, пришлый кузнец срубил избу. Никто уже не помнил, отчего мастеру отказали поселиться в Тростянке, но с тех пор рядом с кузницей появилась сначала одна, затем вторая хата – и пошло-поехало. Прилепились, так сказать, и название получили соответствующее. Так и возникло Прилепово, от одной кузницы. Теперь деревня растянулась чуть ли не на полверсты, оттеснила у леса немного пахотной земли, обзавелась сенокосными площадями на пригорках, которых когда-то нельзя было рассмотреть за стеной деревьев, и зажило своей жизнью. Вдруг откуда-то из-за деревьев выскочил большой, весь в жёлтых подпалинах, с характерными кисточками на кончиках ушей кот, изогнулся, будто потягиваясь, и уселся напротив нас, зыркая янтарными глазищами. Посмотрев оценивающим звериным взглядом на гостей; обнажая желтоватые клыки, кот зевнул и ленивой походкой побрёл ко двору кузницы. Спустя минуту появился хозяин. Смуглое цыганское лицо, волосы цвета воронова крыла, поседевшие на висках, будто их присыпало мукой, перетянутые обгоревшими от искр тряпками запястья и длинный, до середины голенищ сапог фартук, на голое тело. Махнув нам рукой, мол, проходите, кузнец повернулся спиной, не стесняясь, сверкнув задом. Шокированная таким видом Лиза впала в ступор, даже рот раскрыла от удивления.
– Я туда не пойду, – еле слышно промолвила она, – он же голый.
– Вот тебе и ответ на все твои рассказы о женщинах на войне. За мной.
Мы зашли под навес, расположившись в четырёх шагах от гудящего горна. Ближе никак, печёт. На углях краснеют заготовки для ножей, это для лагеря. Лезвия запекут в пирожки и будут бросать пленным. Способ передачи подсказал сам кузнец. Слева от меня в стене вбит гвоздь, на нём висит моток проволоки и два серпа. Справа широкая полка и инструменты: разнообразные клещи, пара молотков, кузнечный топор и драчёвый напильник. Под полкой уже ошинованное колесо от телеги и ещё одно, но без металлического обода. Кузница в деревне – всё, это всякому ясно. Без неё не обойтись в косовицу и жатву, без неё не посеять и обмолотить. В мирное время прилепчане даже не связывались с магазином потребкооперации, где, к примеру, и серпы, топоры разные, косы и многое другое купить было можно. Коваль работал от души, что ни изделие – вещь. Даже соседи из Тростянки, приобретав что-либо из инвентаря, приходили в Прилепово к кузнецу, доводить покупку до ума. А уж теперь то и подавно, когда не стало магазина и достать нужную по хозяйству железяку негде.
