Естественно, Пэрри ни с кем не стал делиться своим открытием — он и сам не сразу в это поверил. Однако как может мириться с подобной подтасовкой сам Господь? Напрашивался только один ответ — Он просто не обращал внимания. Все Его достойные начинания, не успев развиться, перехватывались Люцифером, который обращал их в полную противоположность. Вот так и крестовый поход почти с самого начала принял чудовищную форму — в сравнении со всем злом, которое он нес, горе Пэрри казалось лишь малой песчинкой.
Еще молодого человека поражало то, что капелька крови на его запястье время от времени становилась горячей — как будто жила какой-то своей собственной жизнью. В конце концов Пэрри подумал, что таким способом душа Джоли, возможно, пытается с ним связаться.
— Джоли, — однажды позвал он. — Приди ко мне!
И из крови, смутный и парящий, как дымка, перед ним возник образ любимой. Так, значит, Танатос сказал правду — он не забрал ее душу с собой!
Сначала она не могла ни говорить, ни двигаться. Однако Пэрри разговаривал и обращался с нею со всей любовью — как с единственным, что ему осталось от жены, и постепенно душа полностью приняла облик Джоли. Шаг за шагом она научилась общаться с Пэрри — конечно, не с помощью слов, а непосредственно передавая ему свои мысли. Все это происходило так медленно, что впоследствии он не смог бы точно вспомнить, когда случилось то или иное чудо. Но главное заключалось в том, что его жена не исчезла!
Впрочем, это была лишь ее тень, которая никак не могла заменить живую Джоли… И тем не менее теперь Пэрри легче переносил свое горе и мог уже думать о том, как отомстить за утрату любимой. Прибегать к магии он все еще не решался, хотя мысленно продолжал повторять заклинания, стараясь сохранить их в памяти до тех пор, когда можно будет ими снова воспользоваться.
В тот год, отказавшись от прошлого и встав на путь благочестия, начал выступать с проповедями бывший итальянский солдат Джованни ди Бернардон. В Риме из приехавших туда вместе с ним соратников ему было позволено сформировать монашеский орден. Со временем его миссия распространилась на другие страны, и наконец монахи оказались во Франции. Духовный вдохновитель группы говорил, что его мать — Бедность, а отец — Солнце. Идеи Бернардона во многом перекликались с идеями братьев, к которым примкнул Пэрри. Из-за французского происхождения отца Джованни монахи стали называться францисканцами.
Поразмыслив, братья, с которыми пел и проповедовал Пэрри, решили примкнуть к францисканцам. Ведь теперь они могли рассчитывать на благосклонность официальной Церкви. Монахи по-прежнему продолжали свое дело, однако благодаря поддержке Церкви их влияние значительно возросло.
В тысяча двести тринадцатом году, одержав победу при Мюре, предводитель крестового похода Симон де Монфор предрешил судьбу альбигойцев. У Пэрри защемило сердце, однако он ни единым словом не выдал свою боль — пока крестовый поход продолжался, ему следовало скрываться.
Одержав в тысяча двести четырнадцатом году решающую победу, король Франции Филипп сделал французскую монархию господствующей в Европе. Пэрри продолжал петь, проповедовать и размышлять.
В тысяча двести шестнадцатом году Доминик Гузман из Кастилии, который принимал активное участие в подавлении альбигойцев, основал новый монашеский орден. Оказывая моральную поддержку со стороны францисканцев, Пэрри стал посещать его проповеди. Доминиканцев, официально именуемых братьями-проповедниками за их черные мантии — вместо более распространенных белых, чаще называли Черными Монахами. В отличие от францисканцев, которые воспевали бедность и смирение, их больше интересовали философские аспекты зла.
В тысяча двести двадцать первом году Доминик умер. Ставшие к этому времени мощной разветвленной организацией, францисканцы провели собор. У Пэрри появилась прекрасная возможность выдвинуться. Однако его размышления о Люцифере заставили молодого человека сделать то, что многие сочли бы глупостью — Пэрри решил оставить францисканцев и примкнуть к доминиканцам, которые, как ему казалось, уделяли больше внимания проблеме зла.
Никогда не забывая о нанесенном ему ударе, Пэрри готовился подобраться к Князю Тьмы поближе. Люцифер не должен остаться без расплаты. Но сначала Пэрри предстояло хорошенько изучить его повадки. Ведь только тогда враг становился уязвим, когда раскрывались его тайны.
Пэрри удалось на долгие годы пережить своего отца и Джоли. У него был один секрет — ее душа. Со временем она научилась покидать своего хозяина на все большие и большие расстояния, отовсюду принося ему новости. Душа могла то, чего не умел Пэрри — чувствовать, откуда исходят злые чары. Время, когда он мог исполнить задуманное, неуклонно приближалось.
4. ИНКВИЗИЦИЯ
В тысяча двести тридцатом году доминиканцы поручили Пэрри и еще одному монаху, отцу Непреклонному, казалось бы, обычное разбирательство. Однако дело лишь с первого взгляда выглядело простым. Оно заинтересовало Джоли, занимавшуюся поисками таинственного колдуна, который когда-то принес им слишком много горя… Создавалось впечатление, что и здесь не обошлось без его вмешательства. Для Пэрри этого оказалось достаточно — если бы его даже не назначили, он сам вызвался бы принять участие в разбирательстве.
Выяснилось, что местный судья выдвигал против одного богатого сеньора обвинение в ереси и добивался конфискации его владений в пользу заинтересованных сторон. В последнее время такие случаи перестали быть редкостью, однако без одобрения Церкви дело все-таки решиться не могло. Поэтому священнику или другому подобающему представителю духовенства предстояло его как следует изучить и принять окончательное решение.
Идея лишать обвиняемых имущества не нравилась Джоли, а следовательно, и Пэрри. Сам он вел аскетический образ жизни и не имел ничего — ведь даже его одежда по существу принадлежала Церкви. Однако Джоли напомнила ему о том, что живущие в миру не могут обходиться без определенных материальных благ, вот почему так важно соблюсти справедливость. Зачастую, чтобы поживиться чужим добром, на людей просто клеветали. Подобная участь постигла и семью Джоли.
Отец Непреклонный, напротив, не имел жалости к обвиняемым и всегда настаивал на самом суровом наказании. У него были свои четкие представления о справедливости — ведь, в отличие от Джоли, он не мог взглянуть на ситуацию глазами бедной деревенской девчонки. Пэрри попал в сложное положение — ему вовсе не хотелось оскорбить своего коллегу. Но и упиваться собственной святостью казалось ему совершенно неприемлемым…
Взгляды обоих монахов были хорошо известны, поэтому сам факт, что дело поручили именно им двоим, о многом говорил. По-видимому, доминиканцы подозревали, что обвинение может оказаться ложным, и полагались на непредвзятость решения выбранных ими исполнителей. Именно этим принципом и собирался руководствоваться Пэрри, несмотря на резкость суждений своего помощника.
— Как вы знаете, чтобы обвинить человека, часто бывает достаточно даже незначительных улик, — осторожно вступил в разговор Пэрри, когда оба они, оседлав ослов, отправились в дорогу. Путь предстоял долгий и скучный — Пэрри надеялся оживить его беседой.
