— Что ты стоишь? Снимай куртку, разувайся. Только у меня нет тапок для тебя.
— Да Бог с ними — тапками. Ты правда не против, чтобы я прошел?
— Я же не жить тебя приглашаю. Даже кормить не собираюсь, просто дослушаю — мне любопытно, что было дальше.
— А дальше — почти все уже. Квартиру я купил. Потом увидел вас с Леной пару раз, понял, что вы дружите. Поздоровался, заговорил с ней, а она попросила посмотреть кран. Там правда износилась прокладка.
Я неопределенно хмыкнула. А он широко улыбнулся.
— Я понимаю, что это означает — когда женщина приглашает к себе в квартиру. А перед этим рассказывает, что больше совсем некому ей помочь. Как минимум — она заинтересовалась тобой. У меня появилась возможность ненавязчиво выспросить о тебе. А тут такая удача… несчастье с тобой случилось, — исправился он.
Но лицо его выражало откровенное удовольствие, так что про «несчастье» я не поверила. С сомнением оглядела его, припоминая график прихода поезда, время в дороге и отсутствие столовой в поселке. Было у нас небольшое кафе, но оно работало только по выходным и по требованию, если намечалось какое-то празднование.
— Будешь щи? С местной сметаной? И картошка с мясом осталась со вчера.
— Зачем спрашивать? Понятно же, что я голодный, — обрадовался он.
— Тогда вымой руки. Вон та дверь. Полотенце для рук у входа. Я пока разогрею.
Он остался стоять возле меня. Я подняла брови.
— Можно я посмотрю весь дом, пока ты занята? Он как-то не похож на все остальные. Видно, что здесь обычно строят иначе.
— Смотри, — пожала я плечами. Я была спокойна — совершенно. Не полыхало искр, не было никакого внутреннего напряжения, трепета и ожидания — кроме ожидания продолжения его рассказа. Когда накрыла на стол, позвала его: — Саша! Иди кушать.
Сама села за стол и задумалась… вспомнила. Вот так я звала и Андрея — иди кушать. Паршиво стало и зло взяло… на Сашу. Когда он сел за стол, спросила язвительно:
— Ну и как тебе — понравилось?
— Да. Только не понятна система канализации. Совершенно городская обстановка в санузле.
— Яма на девять кубов, раз в месяц вывозит машина. Ни в чем себе не отказываем, но в ванной не поваляешься, даже душ толком не принять — проточная колонка… перепады температуры. Моемся из тазика с ковшиком, для Вовки есть большой таз, а еще — баня. Только я еще ни разу не топила ее, хожу к соседке. Ей веселее и мне тоже… не морочиться.
— Баня? — встрепенулся Саша, — а на баню можно глянуть?
Я отложила свою ложку и внимательно посмотрела ему в глаза.
— Зачем тебе это? Я говорила совершенно серьезно…
— Я вообще еще не дорассказал, — поспешил он, с сожалением положив свою ложку на стол, как и я.
— Доедай картошку. Я не стану доедать после тебя, а выбрасывать еду не привыкла.
— Ты вытуришь меня, как только тарелка опустеет. Я тут на правах Шахерезады, пока говорю — живу, — пошутил невесело, — сейчас мои речи станут недозволенными, обещай выслушать все до конца.
— Обещаю, — вежливо согласилась я.
— Когда тащил тебя за собой, просто забыл обо всем — мобилизовался. А потом рассмотрел все, что только додумывал себе. И даже потрогал… не надо, Аня, ты же откликнулась. Не спорь, это было заметно. Хотя меня и нехило повело тогда… но я все равно понял это. Хоть хватило ума остановиться — тебе было не до этого.
Я вдохнула сквозь стиснутые зубы. Хотелось развести руками — слов не было. Но пальцы только дрогнули и сжались в кулаки.
— Если бы не это, я соблазнил бы тебя. Ну не спорь, пожалуйста, давай честно. Чего уж теперь… Ты ушла, а меня распирало от дурного восторга, я полчаса там пролежал с закрытыми глазами, вспоминая и переживая заново, стояк…
— Проехали, Саша. Доедай давай.
— Гонишь… Я не ожидал поцелуя — ей уже все было сказано. Это доли секунды — я не успел отстраниться, а отдирать силой… ни один мужик не стал бы. Не потому что хочется, а потому что это было бы дико. Она тоже не хотела ничего такого — просто благодарила. Из-за этого губить все? Скажи, что ты подумаешь…
— Саша-а… Ты же хочешь, чтобы я вернулась с тобой? Я не поеду. Таскать ребенка от мужика к мужику не стану. Тем более, когда тебе уже не верю. У меня свое понимание и виденье того поцелуя. И уважительное отношение к женщине я только приветствую, но не в ущерб себе. Не могу, Саша. Не скажу, что не хочу — очень часто вспоминала тебя и думала… даже жалела, а сейчас уже и не жалею. Все правильно. Уезжай, я никуда с тобой не поеду. Это все. Пошли, — встала я из-за стола, — я покажу тебе, где живет Антонович, и заберу Вовку из сада.
Мы шли, перебрасываясь ничего не значащими фразами. По дороге он забрал из магазина небольшую сумку, с которой приехал. Когда дошли до нужного дома, я указала ему на калитку:
— Нажми на рычаг, дверка и откроется. Счастливо тебе.
И повернулась уходить. Пусто было на душе, и даже мыслей никаких. Бездумно оглядела улицу. Через два дома возле чьего-то двора стояла машина, а возле нее — трое мужчин и девушка, они разговаривали. Ближе ко мне по тротуару шла пожилая женщина и волокла за собой сумку на колесиках, эту женщину я знала…
— Аня! — резкий окрик сзади заставил меня дернуться. А потом — поворот вокруг оси, захват и горячие губы на моих губах — всего секунда… две? Он опустил руки, освобождая меня и, шагнув назад, спросил:
— Ты успела что-нибудь почувствовать? Почему не орешь и не отбиваешься? Ты же не хотела этого поцелуя. И не ожидала, правда?
А я молчала… Позднее зажигание, замедленная реакция, привычка сначала все осмыслить и составить свое мнение, прежде чем озвучить его? Я молчала.
— Я тоже сильно злился — когда ты разом оборвала все и уехала. Не очень приятно, знаешь ли… когда открываешь душу и уже думаешь, что это кому-то нужно, а оно вон как… Но я приехал, Аня, потому что обиды проходят, и не хочется сидеть там одному и потом всю жизнь жалеть о том, чего не сделал. Я еще вернусь, — улыбнулся он, — жаль, что первый раз был вот таким. Но я вернусь, и все будет, — повернулся и скрылся за калиткой.
А я обвела глазами улицу… да уж, отбиваться и орать было бы глупо. Возвращайся — думала я, уходя в сторону Вовкиного сада. Внутри чувствовалось все, что угодно, но только не пустота. Пускай приезжает, а там посмотрим — я пока еще ничего не решила.
ГЛАВА 33
26 апреля
Я не стала тогда расспрашивать Антоновича о том, как они провели вечер, о чем говорили с Сашей — просто затаилась на довольно долгое время. У меня появилась надежда и мечта, и я боялась спугнуть их. Просто поговорить о нем, обсудить возможное будущее… это казалось чем-то запретным и опасным. Казалось — поговоришь, начнешь строить планы, а в ответ страшный облом, и как жить дальше? Хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах, так же? Нет уж, лучше в неведении и молча, но зато с мечтой.
