А о Саше я уже знаю, что он оказался не таким хорошим отцом, как я о нем думала, глядя на их общение с Вовкой. Когда я спросила его о дочери, он постарался перевести разговор, и я насторожилась.
— Что не так, Ань? Ну, нет у нас с ней контакта. Я мог сходить с ней в зоопарк или цирк, но мне был интересен именно цирк и зоопарк. Я отвык от Таньки, да и воспитание ее оставляет желать лучшего, и тут я ничего не могу поделать. Не мог, даже когда жил с ними в одной квартире. Отобрать у жены? На каком основании? Потому что ей ребенок по фигу? Я не смогу доказать это, а если и смогу — сам буду таким же отцом. Я не знаю, что с ней делать, Аня. Может, пускай подрастет? Мне не интересны все эти глистоподобные куклы, черепашки и смурглики… или как их там? Машу с медведем я еще мог бы обсудить. Жил в Питере — забирал ее по субботам на весь день. Так еле дожидались вечера и я и она. Я не знаю в чем тут дело. Во мне, конечно. Я ее мать на дух не переношу. Может, поэтому? Мне Вовка в сто раз ближе, мы думаем на одной волне. Мне интересно с ним, а ему, надеюсь — со мной. Ну порви меня на лоскуты за это — ничего не изменится, даже если бы я очень захотел.
Рвать его на лоскуты было жаль. Но понять его в этом вопросе я так и не смогла. Может, на контрасте с Андреем? Тот все так же регулярно звонил Вовке и разговаривал с ним по скайпу. А может, я не особо и пыталась понять — что не так с отцовскими чувствами Саши? Для меня важно его отношение к нам, и я не собираюсь его перевоспитывать. Мне он нравится таким, как есть. Я ведь тоже далеко не подарок — со всеми своими странностями поведения и болячками.
ГЛАВА 36
29 июня
Мы потихоньку притираемся друг к другу, но только в бытовых мелочах. Я никогда сколько не смеялась, никогда не чувствовала себя так беззаботно и под такой надежной опекой и защитой, как с этим большим, сильным и добрым мужчиной. И хорошо, что у нас здесь Вовка, иначе общение Саши со мной в основном свелось бы к горизонтальной плоскости — продолжается медовый месяц. В прошлую пятницу мы тихо и спокойно расписались в поселковом совете. Саша хотел сделать это как можно быстрее.
— Я чувствую себя неправильно. Ладно, если бы только мы с тобой, но есть Володя. Он должен знать, что я твой муж, а значит — он имеет полное право называть меня батей. И поселковый менталитет… можно сколько угодно доказывать, что просто сожительствовать — это нормально, но здесь зрят в корень и понимают причины. Я против ожидания непонятно чего, Аня. Сейчас нет денег на пышную свадьбу… ну ладно-ладно, согласен — я тоже не люблю помпу.
Но если потом тебе все-таки захочется отметить, то лучше мы съездим и посмотрим новые места — море, например. Только не этим летом. В июле ты ложишься на обследование, а у меня пока нет права на отпуск, могу взять только отгулы. Я уверен, что с тобой все не так плохо, как ты думаешь, но удостовериться в этом необходимо. Мы едем все вместе. Я проконтролирую как тебя устроят, а Вова сможет увидеться со своим отцом. Мне не хотелось бы видеть его здесь. У нас с ним, мягко говоря — недопонимание…
И опять я не стала выяснять — где и как они пересекались? Счел бы нужным — рассказал сам. А мне пришлось позвонить Андрею, чтобы сказать ему, что мы скоро будем в Питере, и он сможет несколько дней провести с сыном. И еще спросила:
— Андрей, а как звали мать Зины?
— Зачем тебе, Аня? — насторожился он.
— Просто… меня только самым-самым краешком задело этим… страхом смерти, Андрюша. И как-то уже… Хотела зайти в храм и поставить свечку, а за кого — не знаю.
— Илана. Что у тебя со здоровьем, Аня? — забеспокоился он.
— Надеюсь что ничего страшного. Мы как раз едем обследоваться, я уточню дату и Вовка скажет тебе. Я вышла замуж, Андрей, — решилась я сказать и замерла, прислушиваясь, а потом предварила вопрос: — Ты его не знаешь.
— Я?!
— Что такое? Знаешь?
— Ничего. Спасибо, я возьму выходные… Я знаю про свадьбу — Вовка уже сказал.
— Андрей? Не вздумай превращать его в соглядатая и…
— Ты с ума сошла?! Я никогда и ни о чем его не выспрашиваю. Он сам говорит то, что считает нужным сказать.
— Извини… Тогда еще — ты теперь можешь переводить нам меньше денег. Сколько там положено — двадцать пять процентов?
— Это мое дело. Я задолжал тебе за те полуголодные годы. Не спорь, пускай будут для Вовки. Свозишь его на теплые моря. Помнишь — мы мечтали? Меня повысили, Аня, нам достаточно. И… солнышко, — трудно вытолкнул он из себя, — ты натерпелась, да… у тебя сейчас все хорошо?
— Да, все очень хорошо.
— Ну, тогда…? Счастья тебе, — шумно выдохнул он, а я нажала отбой.
Солнышко… какой же страшной тучей ты накрыл это солнышко… заболело оно. Я решила больше не допускать таких бесед «по душам» — незачем. И еще был один разговор — с Леной. Я еще только начала говорить, а она прервала меня:
— Андрей сказал — вы с Сашей женились?
— Андрей? — как-то сразу сделала я выводы, — вы что — вместе?
— Да с чего? — удивилась она, — мы терпеть друг друга не можем! Сказал — на порог больше не пустит.
— А ты ходишь? Ох, Лена… прости. Это не мое дело. У нас все было в спешке и без помпы — просто роспись. Я сразу не позвонила, хотела сделать сюрприз — на днях мы будем в Питере. А что тогда у тебя с Андреем?
— Ну, не к нему же я хожу?! Он из Зинки урода сделал бы, если бы не я. На руках таскал… нянька — тварь в наушниках.
— Алена Викентиевна?
— В жопу Алену! Она не справилась. Другая… ребенок чуть грыжу не наорал. Я ее за патлы вышвырнула. Аня, я не могу слышать, как плачут дети, и знаешь — почему? Три выкидыша, а потом после тяжелого сохранения, на поздних сроках — опять… Михаил бросил меня из-за этого, у него уже был сын… где-то там. А Зинка хорошая, сидит уже, улыбается, как солнышко. Ею заниматься нужно, ее лечить нужно грамотно — уже с этих пор. В рамках держать, уже сейчас воспитывать, а не тупо таскать на руках, бл…!
— Тебе же нравился Андрей? — пыталась я понять, что происходит.
— Когда это он мне нравился? Когда человеком притворялся? Я же говорю — мы постоянно лаемся.
— Да из-за чего? Ну… не матерись тогда — он терпеть этого не может. И Зина скоро станет повторять слова.
— Да сейчас! Не заслужил. Зато я выгавкала Зинке хорошую няню из реабилитационного центра. Она детский психолог, работает с проблемными детками. Но я все равно бдю — стеночки тоненькие. А Зина ничего не слышит — я его шепотом и… усложненным вариантом — освоила сложные обороты.
— Лена, все равно я не поняла. Объясни по-человечески! Ты любишь Зину, ходишь к ним, ругаешься… это что?
— Да блин! Для тупых — я Зину не люблю, а по-человечески жалею. Не дала изуродовать ей душу… надеюсь. Но на этого ребенка нужно положить всю жизнь, понимаешь? Я просто не готова на такие подвиги — хочу своего. А у нее есть отец, вот пусть и воспитывает, а я дожму его. Я кучу литературы откопала о таких детях — не таких и сложных, хороших детях. Распечатала важные места, принесла ему. Как человеку, для изучения, а где нах… благодарность? Сказал, что его терпение лопнуло и на порог он меня…, а распечатки все-таки взял, урод. Ну… это самое главное — убедится и хоть гарантия какая-то будет. Я его за Зинку порву. У меня тут агентура остается, няня меня поддерживает. Настрогал — воспитывай. Лаской он, видите ли! Какая на хрен ласка? Такая безграничная ласка — это вседозволенность. Я чего так упорно лезу к нему? Времени мало осталось — я уезжаю, Аня, роспись там будет. Но теперь я вначале убедилась — мы совместимы, резусы не противоречат. В Красноярск, Анька и через две недели. Я познакомлю тебя со своим Брыжуком. Я буду Брыжук, представляешь? Не Лебедева, а Брыжук. П…ц!
