А то, что он испугался за меня... ? Все правильно – если бы я, не дай Бог, умерла, то мальчишки бы не простили. Он просто перестал бы для них существовать, вплоть до того, что сменили бы отчество… мои мальчики.
Глава 4
Это красное пальто… будь оно неладно! Его же видно за километр! Может и прав был Пашка, когда предлагал помощь? А я в своем прибитом состоянии, сама себе противная, но гордая – да, отказалась. Жаль его было– весь день на работе и после этого еще нянькой к взрослой тетке?
– Ты здесь все время на людях и худо-бедно держалась. Я боюсь, что зайдешь ты домой и сразу начнешь выть. И все коту под хвост! Давай схожу с тобой, просто посижу рядом. Санька, конечно, была бы полезнее – тряпки собрать, но она дежурит.
– Спасибо, конечно, Паш, но не нужно – истерить не собираюсь. Во мне до сих пор твой «не бром» плещется, – получилось спокойно и даже отстраненно. Я и правда, мыслями была уже далеко – соображала, что нужно сделать в первую очередь.
По сравнению с жарко натопленным помещением на воле дышалось намного легче. После серии штормов ветер на время стих и сейчас обдувал лицо слабо и осторожно, даже дождь закончился. Пасмурно, будто в самом начале сумерек; бакланы, как оглашенные, орут возле контейнеров с мусором – все привычно… нормально. Вот только пальто это проклятое… доберусь до дома и изрежу к чертям! Жутко хотелось взвыть и бегом вернуться в терапию – под крыло к Пашке, чтобы никто меня не увидел.
Но Зоя уже взрослая, Зое почти тридцать девять и она умная девочка, как недавно уверяли… Вначале нужно было сходить на работу – отдать больничный и написать заявление об увольнении. Это к Санычу – там не страшно, но потом еще к кадровичке и в бухгалтерию. Может случиться, что рассчитают сегодня же и хорошо бы, потому что после покупки билета на карточке и в кошельке осталось не так много. Не готовилась как-то…
Денежное довольствие Усольцев уже должен был получить, но даже думать сейчас о том, чтобы говорить с ним о деньгах, даже если бы он был дома... Боже упаси! Мы же птицы гордые, хотя и не очень умные – Паша сильно ошибается на мой счет. Умом здесь и не пахнет – сейчас одни эмоции. Это потом, позже, будет и разумный подход и практичность проснется... Хотя и сейчас я уже могла рассуждать вполне здраво.
Раньше мы выкладывали обе наши зарплаты на стол и делили на кучки – вместе планировали крупные и неотложные расходы. На питание я всегда брала одну и ту же сумму, и продуктовые закупки тоже делала сама. Последние месяцы, когда мальчики уже уехали поступать в медакадемию и остались там на учебу, на домашние расходы стало хватать моей зарплаты – Усольцев часто питался в нарядах и походах, а я, оставаясь одна, ела совсем мало. Свое денежное довольствие он сразу же снимал с карточки и клал в Сбербанк на пополняемый счет.
Вот эти деньги и поделим потом поровну, а сейчас цыганить их было бы просто тошно. Хотя на путевку, о которой говорил Паша, у меня сейчас точно не хватит. Но этот вопрос я буду решать в порядке очереди. Да, расчет сразу это было бы замечательно, но только вряд ли. Пока нет приказа на увольнение, нет и основания для выплат.
Сцепив зубы, я, наконец, сошла со ступенек и двинулась в сторону Дома офицеров. Незаметно осматривалась вокруг. Как только перестало штормить, сразу оживились улицы, замаячил народ. А я, как фонарь над публичным домом. Что вообще меня толкнуло выбрать этот цвет? Скоро из-за поворота показалось место работы и внутри что-то неприятно закопошилось.
Начальник подписал заявление почти без вопросов. Я сразу сунула ему под нос выписной эпикриз с настоятельной рекомендацией лечащего врача сменить климат, а иначе будет жопа.
– Так и сказал? – удивился Саныч, не став читать и полностью доверившись вольному пересказу. Раньше я посмотрела бы на этого невысокого коренастенького мужика умильно – замечательный же дядька. На работе я со всеми поддерживала приличные отношения, только их дистанция разнилась. Между нами с Санычем она была минимальной. Человек он был простой и прямой в своих понятиях и рассуждениях, как гимнастическая палка. Впрочем, как и многие другие военные в пенсионном возрасте.
– Более длинно и запутано, но… да.
– И что, все настолько…?
– Владимир Саныч, – терпеливо вздохнула я, – ну вы же сами все понимаете. Давайте просто разойдемся, как в море корабли. Подписывайте уже.
– Жаль, Зоя, мне сильно жаль… – начал он, и я ощутимо напряглась. Но нет, речь пошла о вещах нейтральных: – Хорошая идея была с танцевальной студией.
– А мне-то как жаль… просто поверьте на слово. Но и правда – чтобы профессионально преподавать танцы, нужно соответствующее образование – хотя бы школа. А у меня та же студия сто лет назад.
Саныч провел меня к кабинету кадровички. А я шла рядом с ним, и в груди отчетливо так щемило. Решительная мысль об отъезде отчего-то превращалась в тоскливую. Такая вот молчаливая мужская деликатность трогала почти до слез. А может, настроившись исключительно на негатив, я слишком остро воспринимала нормальное человеческое отношение и простую заботу? А она была вполне оправдана.
Потому что моя ровесница Ася была будто и неплохим человеком, но слишком уж… просто болезненно любопытным. Может, если бы ей не отвели отдельный кабинет и дали возможность работать в коллективе и постоянно греть уши, то любопытство не приняло бы такую болезненную форму, а так… человек скучал.
При взгляде на меня ее лицо ожидаемо приняло скорбное выражение – брови нахмурились, губы поджались. А этот голодный взгляд жаждущего сенсации из первых уст...? А ведь я морально готовилась к этой встрече, что ж так тошно-то? Хотя, действительно – что мне до этой самой Аси и до неизбежных сплетен, если они самая мелкая и ничтожная из моих бед, да и вообще уже завтра меня здесь не будет?
– Анна Ильинична, – привычно руководил Саныч, – завтра это будет в приказе, так что заранее подготовь трудовую Зои Игоревны к выдаче. А ты тогда послезавтра подойди, – обернулся он ко мне.
– Завтра у меня уже самолет, Владимир Саныч, – развела я руками, – а давайте – почтой? Если нельзя получить расчет сразу.
– Много там и не будет, недавно ж зарплата была. Так сильно денежка нужна? – качая головой, Ася опять участливо поджала губы и понимающе опустила очи долу.
– А кому она не нужна? – мирно поинтересовался Саныч, – ну, почтой, так почтой. Оставь тогда адрес.
Так же вместе мы зашли и в бухгалтерию, и я сдала больничный. После быстрого прощания и короткого расшаркивания под пристальными взглядами двух скучающих дам я вышла в вестибюль мокрой, как мышь. Достала из сумочки платочек и промокнула лоб. Это просто слабость, а не трусость, еще чего? Пролежала бревном десять дней, вот и… вот. Прислонилась на минуту к гардеробной стойке, решительно тряхнула головой и шагнула к выходу.
– Зоя! Я тут подумал… – догнал у самых дверей мой теперь уже бывший начальник.
– Держи, я думаю – больше десятки там и не будет. Потом получу за тебя. Суета с переводами… – сунул он мне в руку две красные бумажки.
