Судебный пристав, тот самый, что отбирал у него в январе ордена, радостно улыбнулся статскому советнику из задних рядов.
Глава 23
Непростое возвращение
Отдохнув день, Лыков в парадном мундире со всеми регалиями явился с утра на Фонтанку, 16. Постовой городовой, курьеры, служители – все его приветствовали и поздравляли. Торжественный и сияющий, статский советник направился к директору.
Белецкий принял подчиненного с искренней радостью.
– Слава богу, Алексей Николаевич, что все для вас закончилось! Несказанно этим доволен. Дел накопилось – некогда нос почесать. И все по вашей части. Или вы желаете сперва отдохнуть?
– Хватит, отдохнул в номере с видом на Крюков канал. Разрешите приступить к несению службы.
– Для этого вам нужно в первую очередь представиться министру. Я иду к нему на доклад в четыре часа и узнаю, когда он вас примет.
Сыщик насупился:
– Не желаю ему представляться.
– То есть как не желаете? – опешил директор департамента. – Почему?
– А вы вспомните, как Макаров себя повел в моей истории. Сжил со свету из каприза. Он сознательно сообщил следователю, что я признался ему в частной беседе в избиениях арестантов! Зачем? Только чтобы утопить. Ведь его слова легли в основу обвинения. И человека, который полжизни ловил жуликов, посадили в одну с ними тюрьму. Как меня там не убили, до сих пор удивляюсь… Может, честный нотариус на это и рассчитывал?
Начальник вгляделся в подчиненного и понял, что тот говорит всерьез.
– Алексей Николаевич, я понимаю вашу досаду. И сам в душе не одобряю поведения министра. Но куда деваться? Имеется регламент. Не представляться нельзя. Лишь после этой формальности вы сможете приступить к службе.
– Степан Петрович, вы понимаете меня, а я понимаю вас. И благодарен за все, что вы сделали для моего оправдания. Так бы вести себя Макарову! Ан нет. Прошу простить за то, что вы, скорее всего, назовете упрямством. Понимаю, что создаю вам ненужные трудности. Извините меня за них. Но… не могу. Не хочу идти к человеку, который выбросил мою жизнь в помойное ведро. Кто он такой?
– Он министр внутренних дел, назначенный государем, – мягко напомнил действительный статский советник.
Насчет государя Лыков догадался промолчать, а насчет министра ответил:
– Это не дает ему права губить преданных долгу людей. Вот представьте на секунду: я к нему приду. Он величественно скажет мне пару пустых фраз и отпустит.
– Так и будет, – обрадовался директор. – Ну что вы, право, как барышня! Отбудете неприятный номер, все мы то и дело стискиваем зубы. Терпим дураков и нахалов, склоняемся перед вышестоящими ничтожествами. В первый раз, что ли? Уверяю, что и не в последний. А тут две казенные фразы, и обратно за дверь…
– Не пойду, – мрачно сказал статский советник. – К лешему такого начальника. Чует ведь свою вину.
– В этом не уверен, – грустно возразил Белецкий. – Послал бог министра…
– Не чует? Тогда тем более не пойду. Унижаться перед эти пуделем? Увольте.
– Так ведь уволит! – впервые рассердился директор. – С радостью. Вы сами ему повод даете. Неужели непонятно?
Лыков упер руки в колени и сказал в сердцах:
– Я понимаю, что ставлю вас в неловкое положение. Еще раз прошу меня извинить. Служить хочу. А спину гнуть пред этим – не стану. Хоть режьте. Поэтому очень был бы вам обязан, если бы вы со своим опытом нашли решение. Для нас обоих! Он и сам не хочет со мной разговаривать, поверьте. Какой бы ни был пудель, а в душе конфузиться ему придется. Так давайте этого избежим.
– Каким образом? – Белецкий задумался. – Если, положим, я ему сообщу, что вы не желаете ему представляться, поскольку считаете себя несправедливо обиженным… Могу так сказать?
– Конечно!
– Вопрос, как его превосходительство к этому отнесется. Не вышло бы хуже.
– Хуже, чем было, уже не будет, – заявил Алексей Николаевич. – Не принять меня обратно на службу он не вправе. И представился я или нет, всего лишь формальность. По закону после отмены обвинительного приговора я вернул все права и обязан поступить на прежнюю должность. Даже если подам прошение об отставке…
Белецкий переменился в лице, но Лыков его тут же успокоил:
– …чего я вовсе не собираюсь делать, но сначала надо в ту должность вступить. И тут он бессилен, пускай не преувеличивает свою значимость.
Сыщик был зол на Макарова и наотрез отказывался называть его по фамилии, только «он».
– Продолжим, – хмуро сказал Степан Петрович. – Я сообщаю о вашем нежелании и мотивах. И прошу допустить вас к отправлению должности без аудиенции. Давайте, мол, впишем в секретарский журнал, что аудиенция состоялась, и пусть готовят приказ. Так?
– Было бы наилучшим выходом для меня, – согласился сыщик. – А приступить я могу хоть сию секунду. Соскучился по службе.
На этом беседа с директором закончилась. Лыков отправился по кабинетам Департамента полиции. Тот был, пожалуй, самым многочисленным из государственных учреждений. Считая заштатных и сверхштатных сотрудников, служительскую команду, Заграничную агентуру, он насчитывал более шестисот человек. Одних вице-директоров пятеро! Алексей Николаевич удостоил посещением только их, чиновников особых поручений от шестого класса и выше
[152], делопроизводителей (важные люди!) и их старших помощников. И то у него ушло на это часа три. Последним сыщик навестил отставного подполковника Анисимова и поблагодарил за помощь.
Закончив обход, статский советник направился в Екатерининскую церковь. Она стояла во дворе департамента, не видимая снаружи. Алексей Николаевич любил сюда приходить. Народу всегда мало, и потому благостно. Поблагодарив Всевышнего за свободу, он сел в своем маленьком кабинетике, который делил с помощником, уставился в окно и принялся ждать.
Вид был так себе. Окно выходило на внутреннюю тюрьму. Но сыщик был настолько рад вернуться! В Семибашенном Лыков часто вспоминал этот бесхитростный пейзаж. И вот он опять перед глазами. Хорошо…
Белецкий тем временем явился к министру для очередного доклада. Присутствовал и товарищ министра Золотарев – как всегда, безмолвный.
Директор Департамента полиции доложил последние новости, дал на подпись несколько приказов. Золотарев уже собрался уходить, но Белецкий попросил разрешения обсудить еще один вопрос.
– Как вы знаете, суд отменил приговор в отношении статского советника Лыкова и восстановил его в правах.
Макаров насупился, а Степан Петрович продолжил:
– Алексей Николаевич явился в департамент в парадном мундире. Ждет не дождется, когда вернется к обязанностям службы; соскучился.
