– Так вы с ним знакомы?
– И довольно близко.
– Вон как… Надо запомнить. Вдруг пригодится. Не откажете похлопотать, ежели приспичит?
– Смотря о чем будете просить. Но договаривайте насчет сапог.
Однако Курган-Губенко вдруг резко расхотел откровенничать с сыщиком. Он перевел разговор на работы вообще и долго мусолил, какие у него в отделении мастеровые. До семидесяти рублей в год вырабатывают; таких высоких заработков нет больше ни в одной российской тюрьме. Лыков понял, что не услышит ничего интересного, и махнул рукой. Он вспомнил о третьем соседе и спросил:
– За что укатали Федора Пакору?
– Да он, как и вы, заколотил человека до смерти.
Алексей Николаевич пропустил мимо ушей слова «как и вы». И узнал, что Пакора во время задержания конокрада помял его так сильно, что тот через три дня отдал богу душу. Об этом пронюхал какой-то газетчик, раздул историю о жестокости полиции, и околоточный надзиратель в результате оказался в Литовском замке на три с половиной года. Точно так же, как и бывший статский советник.
– Хочу с ним познакомиться, – заявил он. – Конокрады – наиболее опасное сословие в преступном мире. Всегда с оружием, друг за дружку горой. Для крестьянина хуже злодеев нет, ведь лишиться лошади – конец всему. Газетчик хоть знает, что такое арестовать конокрада? Я всего лишь раз в этом участвовал, и мне распороли бок копытным ножом. Полвершка левее – и я бы сейчас беседовал не с вами, а с праотцами.
Но и пристав, и помощник пристава выказали прежнее высокомерие. Курган-Губенко раздражало, что Федька курит полуотборную махорку. Некультурно! Хотя сам он ходил по камере в кальсонах, листал порнографический журнал, а пиво пил из стакана с надписью «Его же и монаси приемлют» – куда уж культурнее… Огаркова же злило превосходство, с которым относился к соседям Пакора. Он будто бы заявил, что таким, как Огарков, в полиции делать нечего. Там серьезная служба, близко к людям, к обывателям. Надо быть с ними заодно, понимать заботы и трудности простого человека. И тогда полицию будут уважать. А если вместо службы писать романы или портить девок (это уже был камень в огород Курган-Губенко), то об уважении народа нечего и мечтать.
Таким образом, выяснилось, за что два сокамерника невзлюбили третьего. Они не хотели признавать, что Федька честнее их обоих, и валили все на его плебейские привычки и отсутствие образования. Околоточный надзиратель – чин четырнадцатого класса, пусть и самый нижний, но уже «ваше благородие». Он стоит между городовыми и чиновниками как важное связующее звено. Лыков всегда понимал значение околоточных и частенько встречал среди них людей весьма толковых и порядочных. Похоже, его новый сосед был из таких.
До вечера новенький обживался. Он сходил в ретирадное и убедился, что там более-менее сносно. Какие-то арестанты прибирались, чистили параши отвоцким порошком
[76]. Ребята тут же подступили к прибывшему с вопросом, готов ли он сам таскать камерную вазу, как Федька, или будет платить им. Получили согласие на денежный расчет и подобрели.
Затем Алексей Николаевич прогулялся по коридору. Он был невелик: сорок саженей в длину. Благородное отделение малочисленное, потому и места занимало всего ничего. Коридорный, завидев сыщика, подобрался и вежливо титуловал высокородием. Значит, Непокупной дал необходимые инструкции. Это было приятно и улучшило настроение узника. В народе говорят: и в аду, как обживешься, то и ничего…
Лыков осмелел и даже вышел за пределы отделения. Выходной надзиратель на вопрос, где тут можно размять ноги, попросил сначала накинуть сверху бушлат. Алексей Николаевич извинился: мол, не привык еще. Приоделся и отправился на прогулку. Шапку сунул в карман, чтобы не ломать ее перед каждым встречным. Далеко он не пошел, обследовал сначала близлежащие помещения. В одном оказалось аптечное заведение, в другом – духовная библиотека. Гуляка заглянул туда и туда, купил валериановых капель, а книг ему не дали: он не сумел предъявить разрешение от начальства. Забыл, что в тюрьме все выдается лишь по команде…
Когда сыщик вернулся в камеру, следом за ним тут же вошел крепкого сложения мужчина в полном арестантском одеянии. Невысокий, скуластый, лицо будто из камня резали – облик типично полицейский. Лыков сразу угадал в нем коллегу и протянул руку:
– Здравствуйте. Я ваш новый сосед, звать Алексей Николаевич Лыков.
– Очень приятно. Федор Пакора.
– А по батюшке как?
Околоточный смутился:
– Да можно просто Федор.
– И все-таки?
– Автономович.
– Федор Автономович, мне нужен ваш совет. Вы единственный в камере, кто по-настоящему работает в мастерских…
– Вы тоже хотите работать?
– Нет, возраст и чин не позволяют, – усмехнулся Лыков. – Чина, правда, лишили, но это мы еще поглядим.
– А, простите…
– За что лишили? Будто бы я забил до смерти на допросе одну сволочь. Этого я не делал, однако оказался здесь. Надеюсь доказать свою невиновность. Но лучше числиться работающим, если придется все-таки тянуть весь срок. И мне нужен наемник, батрак. Не посоветуете человека, которому это интересно? Деньги все его, и я буду еще сверху приплачивать.
Пакора задумался. Лыков взял его за локоть и вывел в коридор:
– Давайте здесь поговорим. А то господа морщатся.
– Да, попал я с ними в «легавую»… Брезгуют, хотя сами еще хуже. В одном сидит вороватый черт, и до девок он зверь. Второй с придурью, к тому же лентяй. Сём-пересём, лишь бы день прошел.
– Как Курган ворует? Вступил в сговор с интендантами?
Околоточный отступил на шаг:
– Я об вас слыхал, господин Лыков…
– Алексей Николаевич я.
– …И знаю, что вы просто так спрашивать не станете. Но тут стачка, они все заодно. Курган вместе с интендантами и заведующим работами обкрадывают арестантов. И без того нищие и Богом наказаны, так им еще в карман лезут. А поделать ничего нельзя.
– Ну, это как сказать. Пожалуй, займусь я этой публикой. Значит, они из таких, что грабят нагих?
– Так точно, Алексей Николаевич.
Сыщик видел, что собеседник ему не верит. Ежели ты настолько ушлый, чего же сидишь взаперти? Но он не кривил душой. Воровать у нищих подло, смотреть на это и ничего не делать – еще хуже. Тимофеев и сам Хрулев вряд ли одобрят подобное. Они просто не в курсе, да и смотритель, скорее всего, тоже. Надо, конечно, прежде разузнать, с кем придется сцепиться, когда начнется свалка. Как бы самого не подстригли под машинку. Там, где деньги, обычно не церемонятся. Но поддержка ГТУ вселяла надежду, что победа возможна.
