– Идем! – приказал бывший статский советник.
Они вошли в пустую камеру. Непокупной ничего не трогал, он остался стоять у порога. Сыщик начал осматривать вещи и скоро обнаружил то, что искал. Присвистнул и сказал взволнованно:
– Иван Макарович, гляди.
– Что это? Никак облигации.
– Именные шестипроцентные обязательства Крестьянского поземельного банка. Смекаешь?
– Никак нет, ваше высокородие. Доходные бумаги – и что в них запрещенного?
– Я же говорю: они именные. Записаны на Иосифа Генриховича Земло. Это киевский купец, которого в сентябре прошлого года зарезал известный разбойник Коломбат.
Старший надзиратель нахмурился:
– Купоны, стало быть, кровью меченные? И лежат у меня в отделении?
– Об этом и речь, – подтвердил Лыков. – Сейчас Коломбат отбывает бессрочную каторгу в Лукьяновской тюрьме. Убил, сволочь, пятнадцать человек. В том числе двоих детей. Обязательства Крестьянского банка так и не нашли. А они вот где.
– Но зачем купоны в тюрьму передавать? – недоумевал старший надзиратель. – Ими здесь не расплатишься.
– Думаю, дело было так. Жежель связан с Коломбатом, он – не выявленный следствием член его шайки. Бандит сохранил билеты, но сам не сумел обратить их в деньги и вручил обязательства Салатко-Петрищеву. Именные бумаги нельзя просто так продать. Чтобы оформить их на нового владельца, нужно идти в контору Государственного банка или в казенную палату. А там эти обязательства объявлены в розыск, продавца сразу арестуют.
– И как тогда?
– Салатко-Петрищев – финансовый аферист, мошенник с большими связями. Он может обойти закон, например, если у него есть сообщник в какой-нибудь из казенных палат. На окраинах, в Туркестане или на Кавказе, это обычное дело. Теперь сообразил, Иван Макарыч? У тебя под боком разбойники крутят доходные бумаги убитых ими людей. Не тюрьма, а проходной двор! Все Лясота и его люди. Стража татебного отделения насквозь продажная.
Непокупной смотрел на сыщика недоверчиво:
– Точно это купоны зарезанного в Киеве купца? Не могли вы ошибиться?
– В Департаменте полиции имеется список разыскиваемых лиц. В нем под литерой «Д» указаны похищенные доходные бумаги. Не веришь мне – проверь. Ах, Жежель, Жежель. Ну, теперь ты попался.
– А как арестант мог сесть в тюремный замок под чужим именем? – продолжил расспросы Непокупной. – Такие вещи должны проверяться. Вон сколько бумаг оформляют в канцелярии! Статейный список, алфавит, арестантский листок…
Лыков и на это дал ответ:
– Я заподозрил смуглявого давно, сразу, как только увидел. Не похож он на обычного вора. А вот на маза или даже «ивана» сильно смахивает. И когда узнал, что в том же алфавите среди его примет не указан шрам под лопаткой, все понял.
– Как вы про шрам выяснили?
– Проболтался Огарков, который мылся с ним в бане. Я спросил Вали-хана, и он подтвердил: есть у стервеца шрам.
– Так, – сообразил Непокупной. – Особую примету пропустили. Халатность, бывает.
– Это не халатность. Тут целая организация работает. Новый преступный промысел, о котором никто еще не догадывается.
– Да какой промысел-то? Доходные бумаги через тюрьму оборачивать?
Лыков отмахнулся:
– Бумаги так, случайно зацепились. А промысел вот какой. Некто «перекрашивает» серьезных преступников в шпанку. И сажает их на небольшой срок в исправительные отделения под чужим именем.
– Зачем? – вытаращил глаза старший надзиратель. – Хотя… Неужто?
– Так и есть, Иван Макарыч. Верно сообразил. Чтобы пересидеть, пока его ищут. Через год-два «иван» выходит на свободу и берется за старое. Сыщики его поискали и забыли. И сей фокус можно проворачивать не один раз!
Стражник разволновался:
– Маракузия! Нужно немедля доложить начальнику. Это же какой скандал будет… В образцовом исправительном отделении скрываются от следствия убийцы!
– …Которым место на каторге, а они у Кочеткова сапоги тачают.
– Пойдемте сей же час к его высокородию, – потребовал от сыщика Непокупной. – И купоны заодно сдадим.
– Сначала дождемся Салатко, – возразил Алексей Николаевич. – Я поймал его с поличным, за это и каторгу можно схлопотать. Пусть сдаст Жежеля и всю его компанию.
– Тогда Евстратия Агафоновича от меня заберут, – расстроился Непокупной.
– Много денег от него поимел? – тихо спросил Лыков.
– Много. Иначе никак, Алексей Николаевич. С волками жить – по-волчьи выть. Приходится на одну доску с Лясотой становиться, а не то сожрут. Вы ведь не знаете, какой я на самом деле… Ничем не лучше Лясоты.
Старший помолчал, а потом спросил, смущаясь:
– Никак нельзя оставить Салатку в моем отделении? Чтобы как прежде.
– Почему нельзя? Можно, – ответил сыщик. – Пусть он даст показания на Жежеля, я оформлю их как добровольное признание. Тогда срок Евстратию добавлять не станут.
На этих словах аферист возник на пороге камеры. Он сразу увидел пачку обязательств в руках соседа и побледнел.
– Заходите, любезный, – пригласил его внутрь Алексей Николаевич. – Вот, значит, чем вы тут балуетесь. Владелец этих купонов убит осенью прошлого года, вместе с женой и трехлетним сыном. Знаете, сколько вам дадут за соучастие?
– С-сколько? – Салатко-Петрищев от страха стал запинаться.
– По закону на две степени ниже, чем главным участникам. Коломбату дали бессрочную каторгу. Вот, считайте.
– Это же… десять лет в кандалах. За то лишь, что я хотел обернуть купоны?
– А вы думали, вам пару месяцев исправительных отделений накинут? Нет. Поедете строить Кругобайкальскую железку.
– Я… А можно не ехать?..
– Можно. Можно многое, Евстратий. Если ты расскажешь то, что знаешь о Жежеле и всей его банде, которая заправляет в Литовском замке. И как они сюда попали. Сколько их, семнадцать?
Салатко-Петрищев молча кивнул. Потом прохрипел:
– Замком на самом деле правит Вавила. А Господи-Помилуй у него для отвода глаз. Да и не Вавила он вовсе.
– А Никита Кутасов?
Аферист растерялся:
– Как вы узнали?
– По шраму на спине. Это была лишь догадка, теперь ты ее подтвердил.
– А кто этот Кутасов? – заинтересовался Непокупной.
– Никита? Особо опасный. Для твоего сведения, Иван Макарович: он лично убил нескольких надзирателей.
– Как? И ему с рук сошло?
Алексей Николаевич решил изложить подробнее:
– Ловкий. Слышал про попытку побега из Купянской тюрьмы?
