– Вы, вероятно, работаете на кафедре, профессор?
– Да. С логикой, я вижу, у вас порядок. Удивительно для пса.
– Я еще не то умею.
И тут он предопределил мою судьбу. Почень улыбнулся и по-отечески сказал мне:
– Поступайте к нам в вуз. Прием документов еще не закончился.
– А вы можете пообещать заочное образование для пса?
– Вам – да. А тому парню я вообще ничего обещать не могу, – он указал пальцем на Вову. Тупин валялся на земле и ныл, что ему больно. Свернулся калачиком и дотянулся почти до ботинок. Скоро соль будет с них слизывать.
– Так считайте, что я у этого идиота поводырь. Льготы для неимущих и инвалидов.
– Экзамены сдают все группы граждан, так что от них не отвертеться. И еще. Повиляйте хвостиком. Я не верю в собачье дружелюбие, если она не виляет хвостиком.
Я повилял. Почень остался доволен.
А Вова решил, что учеба – это не для него, и устроился работать таксистом.
Что ж, тоже неплохо. Кто-то пёс, кто-то студент, а кто-то Вова Тупин. Парень с говорящей фамилией.
Мания профессора
Профессор оказался не таким простым парнем, как мне сначала показалось. Он регулярно сходил с ума. Водоворот его мыслей порой стекал в самые причудливые раковины, и в канализациях его подсознания росли страхи за будущее человечества.
Причиной для его сумасшествия стала очень простая вещь. Он устал работать на женщин. Придумывать кремы от растяжек. Самые удобные прокладки. Придумывать лучший пуш-ап. Он любил женщин, женщины его не любили, но индустрия ему платила. Он не беспокоился, но тут случился инцидент.
Я предлагал ему уехать в Москву, но он сказал, что в Калининграде собираются построить институт гинекологии, и профессора как главного специалиста в этой области хотели назначить директором. Он все знал о женщинах, пусть и не имел медицинского образования и не трогал их ни за что, кроме как за запястье. Природная скромность никогда не отпускала профессора.
Почень чувствовал что-то неладное. Он не доверял женщинам, тем более – гинекологам. Они были там, где никогда не был профессор. А это его настораживало, ведь как настоящий ученый он не терпел тайн, которых не мог раскрыть.
– Юстас. Намечается что-то ужасное. Будто в Калининграде не хватает гинекологов. Не хватает больниц. Это заговор. Я уверен. В стенах института гинекологии будут устраивать феминистские сходки-оргии. Феминистки научатся вербовать в свои ряды мужчин и придумают средство для универсального подкаблучивания.
– Профессор, – я подыгрывал ему, – вы осознаете, что придумывали самое эротическое белье на постсоветском пространстве и этим пособничали женщинам? Пора заканчивать работать на женскую индустрию.
Пусть он и был талантом, гением от эргономики, пусть его разработки самых удобных лифчиков могли получить зарубежный грант – профессора Поченя больше интересовало спасение мира, чем миллионы и слава.
– Да, Юстас. Пора бросить всех моих женщин и рассказать миру правду.
Он сдал их всех. Всех своих руководителей. Директора по продажам, маркетолога, всех своих моделей, которые мерили белье, всех ушедших в декрет профессионалов женского бизнеса. Сдал их феминистский план местным авторитетам. План он написал сам, от руки, и никто даже не стал его проверять – слишком правдоподобно и страшно выглядела женская революция, описанная таким специалистам по женской чуткости, как профессор.
– Сначала гинекологический институт. Потом – гинекологический город. ПОТОМ ВЕСЬ МИР НАКРОЕТСЯ ЖЕНСКИМ ТАЗОМ! Я знаю, о чем говорю.
Власти пресекли этот женский бунт на корню. Выдали их всех замуж. Научили готовить. Уничтожили их амбиции. Но научно-исследовательский институт они построили, но с очень узкой специализацией. Институт исследовал бюст.
– Профессор, поздравляю! Но почему вы такой грустный?
Вид у него был и вправду очень тоскливым.
– Я не учел одну вещь.
– Какую?
– На зарплату профессора прожить трудно.
Что верно, то верно. И тут они с Вовой нашли друг друга.
Он стал работать в его секс-шопе. Не продавцом. А инженером. И первым его изобретением было нечто несусветное. Теперь он решил помогать мужчинам в их нелегкой борьбе и единстве противоположностей.
– Юстас, прости. Я придумал формулу ДЕБИЛ. – Профессор плакал. По-настоящему. Грустный клоун.
– Что-что, простите? – я гавкнул от недоумения.
– Домашний Белый Интеллектуальный Лубрикант.
– А «Е»?
– Добавил для красоты, – он поправил очки.
Когда он устроился к Вове, он сменил свой стиль советского инженера на джинсы и даже рубашку перестал заправлять.
– И для чего нужен этот лубрикант?
– Для того, чтобы люди поглощали любые идеи. Но тогда они становятся неспособными выдавать свои. Ну, лубрикант же. Смазка. Ты помнишь, я раньше тампоны делал.
– Вроде же прокладки.
– Потом и тампоны. Я знаю, как заставить людей принять то, что им на самом деле не нужно. И в этом мой грех. Я как Сахаров, только хуже. У меня хочет купить патент государство.
– Откуда оно узнало о вашем изобретении? – я смеялся. Это какая-то чушь.
– Я не знаю. Но я наврал им, что это только разработка. Лубрикант пока только местного действия. То есть им надо натереть виски. Поставить кассету у уха. И человек воспримет любую идею, которую услышит, как свою. Можно даже во сне. Более того – повышаются когнитивные способности в целом. Можно заставить людей «поумнеть»!
– А почему тогда ДБИЛ?
– Потому что умнеть никто им не даст. Мне нужно пару формул для того, чтобы этот лубрикант действовал перорально. И еще чуть-чуть, чтобы он действовал ограниченное время. Так всю нацию можно перепрограммировать. Или создать вирус. Но тогда…
– Профессор, вас понесло. Придите в себя. С чего вы взяли, что ДБИЛ работает?
– Я проверил это на Владимире Тупине. Намазал ему виски. Сказал, что он должен стать хорошим человеком. Он встал с места, вымыл за собой посуду, купил цветы и подарил их первой попавшейся красивой женщине.
– Вы уверены, что это из-за лубриканта?
– Я думаю, да. Или ты думаешь – это все водка? Мы тогда с Вовой перебрали немного.
– Да уж, профессор. Лучше бы вы дальше разрабатывали прокладки.
А вдруг профессор правда придумает ДБИЛ? И он попадет в руки феминисткам. И все, конец патриархату.
Но так же не бывает.
Голодные киски
Чтобы не сойти с ума с профессором и не умереть с голоду с Тупиным, я устроился на работу. Они были моими главными катализаторами для движения вперед.
