Адрес, слава богу, он дал предвыборного штаба, а не секс-шопа.
Я выпил с ним одну рюмку, и у меня тотчас позвонил телефон.
– Мистер Ю?
– Максим.
– Мой адрес ждет тебя в смс.
Второй день приезда, два друга, два адреса.
Учитывая, что я больше не хотел жить в гостинице, я решил, что сначала поеду к Максу.
А предвыборный штаб подождет, ведь не в каждой политической кампании участвует собака, верно?
Кейт
Я не люблю, когда люди сильно тонируют машины. Если ты превращаешь машину в субмарину – то я надеюсь, что у тебя взорвется твой ядерный двигатель. Меня сложно заметить на пешеходном переходе, а огромных джипов с черными стеклами я боюсь. Дешевые понты, если грубо выражаться.
Однажды меня чуть не сбила такая машина. Оттуда вышла огромная волейболистка с широкими плечами. Один ее взгляд откинул меня на пару шагов. Я присмотрелся к ее бедрам.
Она подошла, взяла меня на руки и сказала нежным женским басом:
– Сладенький, куда тебя довезти?
– Ин-н-н-ститут имени Канта.
– Миленький, в Москве нету такого.
– А где тогда хорошо?
– Садись, я тебя довезу.
Это была девушка Максима. Собственно, к нему домой мы и поехали. У меня всегда с ней были самые неожиданные встречи. В момент знакомства, в первом же разговоре я узнал про нее все.
Дома она держала трех шпицев. Когда-то у она была лесбиянкой, когда-то и у нее был законный брак с каким-то риелтором. Она не любит салатовый, но любит зеленый. Она оставила свой контактный телефон, даже не вспомнив, что я лучший друг ее парня. Она меня настораживает. Магия дорог. Друзья звали ее Кейт, но я всегда старался обращаться к ней более мягко – Катя, Катюша.
Когда я приехал к Максиму, она сказала, что только-только сделала ребрендинг клуба. По ее словам, без Макса ничего бы не получилось.
Высокий, но хрупкий Максим всегда был опорой для Кейт, чьи бедра давали фору ее широким плечам.
На этих выходных у нее намечалась «дискотека 90-х», и у Кати ко мне было интересное предложение.
– Юстас, если я сделаю тебя ведущим – вот классно будет! – она завизжала.
С ее низким голосом это звучало угрожающе. Я сглотнул.
– Максим сказал, что ты не будешь против!
Я попытался отмазаться:
– На этих выходных я как раз выхожу на работу к Вове.
– А Вова сказал, что тоже придет на тусовку. Ты ничего не путаешь?
У меня никогда не получалось врать и плохо получалось отказывать, так что в итоге меня сделали тамадой. Я, во-первых, смешной, во-вторых, если плохо буду шутить и говорить вздор, отмажусь, что я просто-напросто собака. А если в меня полетят бутылки – все равно не попадут. Я же маленький.
В итоге тусовка прошла отлично, правда, я совсем ничего не помню. Но синяков у меня не было, а в пиджаке была бумажка с кучей телефонов, большинство которых не были подписаны.
Я люблю такие нелепости, ведь без них жизнь была бы совсем другой. И я уверен, что такая жизнь мне бы точно не понравиась.
Пять минут
Когда говоришь о времени – нельзя быть объективным. Никогда. Но без соглашений на этот счет очень сложно не то что общаться с другими людьми – сложно вообще существовать.
Но у кого-то получается, и мне кажется, что эти люди вообще живут в параллельной реальности. Не в той, где карамельные гномы занимаются серфингом на молочных реках, а вместо льда на поверхности плавает желе. В этом мире я и сам бы побывал.
Нет. Эти существа (людьми не всегда язык поворачивается их назвать) живут во времени, куда никому нет доступа. Для них прийти к соглашению насчет времени встречи то же самое, что для сотрудницы мясного отдела в сельском магазине сказать «пожалуйста». То есть невозможно. За рамками мировоззрения.
Я хочу в слоу-моушене покусывать их за ляжки, чтобы они знали, ЧТО ТАКОЕ РАСПЛАТА ЗА МОЕ ОЖИДАНИЕ.
После того как Катя попыталась расширить свой бизнес и кроме ресторана открыть еще и цветочный магазин, с ее временем что-то произошло. Она его потеряла.
Мы стоим с Максимом. Я от скуки высунул язык и глотаю свежий осенний воздух. Максим стоит в поношенном кардигане, мы только что приехали с его дачи. Мы относили чучело в сарай, разбирали подвал. Плюс я давно не общался с его псом, Полкан Полканычем, милой кавказской овчаркой под полтора метра в длину.
Это был прекрасный отдых, и мы уже почти забыли о нем, потому что уже полчаса ждем Катю. Ветер становится все сильнее, и неожиданный порыв бросает в лицо Максима газету.
– Боже, Юстас, вы никогда не задумывались об этом?
– Чего?
Пока мы ждали Катю, мы молчали.
– Что все буквы при ближайшем рассмотрении превращаются в однообразную кашу.
– Макс, в последние лет двадцать все газеты при любом рассмотрении – каша без масла. Сравнение ярче получилось, чем то, о чем они пишут.
– Ну не скажи, Юстас.
– Я не беру в счет журналы.
– Ну, если только так. Юстас, сколько мы ее ждем?
У Кати, как я сказал, свое время. Можно строить теории, как она к нему пришла, можно посочувствовать себе, почему ты не пересекаешься с ней во временном континууме.
Но ее пять минут – это пятнадцать. Не раз слышал после крупных тусовок у Максима дома:
– Милая, ты уже сделала кофе?
– Пять минут, Максим.
– Но пять минут назад было три минуты, милая.
Когда я забирал ее с Юлей на машине, чтобы отвезти домой, мы ждали ее полчаса.
– Пятнадцать минут, Юстас.
– Окей. Только не забудь взять мою папку с документами.
– Да.
Потом она говорила, что очень долго искала мою папку и не нашла. Конечно, не нашла. ОНА ЖЕ ЛЕЖАЛА У САМОГО ВЫХОДА.
В общем, мы научились просчитывать Катины ходы по тому, как она обозначает свои временные границы.
«Выхожу, 5 минут» – это пятнадцать минут. Она уже обувается. И пока каждый шнурок не будет безупречно лежать на своем месте – она не выйдет. Вот бы все с такой щепетильностью, к примеру, воспитывали детей или там спокойно объясняли науки в институтах. Все было бы лучше. Но самые большие силы в наше время уходят на шнурки и ровно подкрашенные брови. Последние, я, кстати, терпеть не могу.
«Бегу, скоро буду, десять минут» – это означает «я потеряла ключи от тачки дай бог через полчаса выйду из дома» или «ко мне зашел Максим у нас тут шуры-муры их не было уже дай боже неделю я через час постараюсь». Потому что все надо делать в последний момент. Импульсы, мать его.
