– Катенька, расскажите мне, КАК ВЫ УМУДРИЛИСЬ ВЛЯПАТЬСЯ?
– Ну я сидела и думала, какая я классная в этих леггинсах. Как на меня опять стали смотреть мужчины. Еще раз подумала, какая я классная. Потом подумала про погоду. А потом легкий холодок на внутренней стороне бедра, и вот я стою перед тобой.
И знаете, это пятно не мешало проходящим мимо выпускникам смотреть на Катю. Никто не смеялся.
Вы бы ее видели. Очень красивая дама. И даже ее широкие плечи не отпугивали. Несмотря на пятно, сегодня только одна вещь по-настоящему расстроила Катю.
– Юстас, когда мы шли, я сосчитала количество девушек.
– Девушек?
– В леггинсах. За пятнадцать минут мы встретили двадцать три девушки.
– Но все они не могут поспорить с твоей красотой.
– Не могут. НО Я ХОЧУ СЕБЕ САЛАТОВЫЕ, БЕЖЕВЫЕ, И… и… фиолетовые леггинсы…
Она побежала в «Охотный ряд». Главное не стареть душой и всегда оставаться молодой. В случае с Катей это означало «не умней». Когда она бежала, я чувствовал гордость за Максима. Не каждый сможет вынести такую красоту.
От ее бедер укачивало. А розовые леггинсы – это настоящая свобода.
Дружба
Я же собака. У меня много друзей. Вилли, Максим, Дикий Пёс. Лучше всех вспомнить, чтобы потом они не превращались в яркие пятна на белом платье. Потому что не хочется никого и ничего стирать. Стирают ластиком картинки, частички графита на бумаге превращают в пыль. Но нам повезло, воспоминания-то не материальны, они – лучший фильм, а фильмы все любят, даже если они о грустном. Мне хочется сделать красивый адекватный монтаж из кадров современности. Хочется, чтобы фильм о моей жизни можно было просмотреть от начала до конца и чтобы мои друзья, а не я, были в главной роли.
– Скажи, Максим, ты когда-нибудь думал, что такое дружба?
– А что о ней думать. Дружить надо, а не думать. Вот ты думаешь, когда от радости хвостом виляешь?
– Нет, просто виляю.
– Вот я о том же.
Не понимаю, почему собака – друг человека? Мне всегда казалось наоборот. Человек – друг собаки. Я ничего дельного не мог дать своим друзьям, кроме болтовни и хорошего настроения. Когда у кого-то плохое настроение – я действую как общий наркоз для меланхолии.
Человек любого собутыльника назовет другом только потому, что однажды тот послушал все его проблемы, прожевал собеседника и заел вкусным «Орбитом», который сам собеседник ему и подарил. Смазал сегодняшний вечер, чтобы завтра все высохло, а мир опять засосал тебя в вакуумную трубу и со свистом выстрелил на рабочее место.
А что собака? Она же ничего не делает. Теплая, милая и преданная только потому, что ее приручили. Работа ей не грозит. Выпить с ней нельзя. Просто молча проводить время, как в детстве с лучшим другом. Без планов и интересов. Без логики. Абсолютно иррациональное счастье.
Собака – это как маленький братишка, милый чувачок без штанов, но с настоящей честью – предавай не предавай, корми не корми, обижай не обижай – она всегда будет тебе верна. То есть он. То есть Пёс.
– Вилли. Скажи. А мой папа был хорошим псом?
– Хорошим. Даже как-то неделю вместо меня в пражском отделе милиции сидел. Не знаю, как они ему поверили, что он смог сам стащить огромную стиральную машину, но он меня тогда здорово спас.
– Интересно, где отец сейчас.
– Ищет, бродит, путешествует. В этом вы с ним похожи. Ему всегда тяжело было на одном месте.
И если у меня так хорошо получается дружить с людьми, то из собак у меня был всего лишь один друг. Это был Дикий Пёс. Я маленький и тактичный, Дикий Пёс огромный и беспардонный.
Так всегда. Единство и борьба противоположностей. Он сейчас тоже неизвестно где, как и отец.
Наверно, судьба так решила, что на пару квадратных километров нужно не больше одного говорящего пса, иначе все пойдет вверх дном.
– Максим, скажи. Когда я впервые заговорил с тобой в классе, тебе не показалось это странным?
– Да нет. Мало кто умеет разговаривать. Все только болтают. А ты вроде не только слова в предложения складывал, но и донести что-то пытался.
– Спасибо, Макс. Это правда очень важно для меня.
Ностальгия, хандра, печаль, меланхолия – это не четыре оттенка одного большого чувства, а четыре вектора, совершенно разных, иногда разрушительных, иногда – воодушевляющих.
Я в плену у ностальгии. И все пытаюсь жить в настоящем. Но в прошлом столько всего, о чем хочется вспоминать и вспоминать, рассказывать и кричать об этом, и когда делаешь это хорошо – люди всплывают перед тобой, как живые, и ты заново переживаешь каждое событие.
Или пережевываешь каждое событие. У кого как.
Интересно, а мой отец вспоминает обо мне так же, как я вспоминаю о нем?
Плюшевый мишка
У меня был один очень большой страх. Он регулярно снился мне, и каждый мой сон был все ближе к его логическому окончанию.
Я был на дне мусорного бака с очень-очень высокими стенками. Я пытался вскарабкаться, но в итоге мне мешал полиэтилен, который был везде. Я пытался загавкать, но из меня вырывались лишь смешки и всхлипы. Сверху на меня смотрел огромный плюшевый медведь, и из его пасти капала слюна. Еще чуть-чуть, и я бы утонул.
Меня разбудил будильник. Суббота. Никуда не надо было идти, и я решил наконец-то сходить к психиатру, который должен был помочь мне с моими проблемами.
Психиатры – это такие ребята, которые истребляют твоих тараканов, попутно уничтожая своих. Одним из важнейших средств по истреблению была гнусная аптечная химия, от которой даже собака может превратиться в овоща или бездушное чучело.
Но этот вариант мне не подходил. От антидепрессантов я становлюсь гиперактивным, как шестилетний ребенок в Диснейленде, и разрушительным, как бегемот во время брачного сезона.
Поэтому я отказался от лекарств и решил рассказать психиатру все, что накопилось у меня на душе, без купюр и желания получить рецепт поинтересней.
– Аркадий. Мне стали сниться страшные сны. В нем огромный плюшевый медведь пытается затопить меня слюнями. Иногда в мусорном бачке, иногда в вольере, иногда он просто капает мне на голову, звук эхом раздается по черепной коробке.
Аркадий был очень приличным человеком. Отличный психиатр. Его ледяное спокойствие и радушие, с которым он меня встречал поначалу, пугало меня чуть ли не меньше, чем мои сны. Я не доверяю тем, кто всегда улыбается. Но в итоге я привык и к его розовой сорочке, и к голове оленя, повешенной на стену, и к Николаю Баскову, который тихонечко играл у него из музыкального центра. Так тихо, что сначала не услышишь, а потом понимаешь, что и вправду «Натуральный блондин, на всю страну такой один, И молодой и заводной, и знаменит и холостой»…
