Итак. Хмырь сидел в ожидании булочки, ломтя хлеба, железной мелочи и, конечно, сигарет. На счастье вроде алкоголя он не рассчитывал. Горькую жизненно необходимую «беленькую» приходилось добывать. Бесплатно не наливали. Хмырь напивался, когда получал пенсию. Он не был стариком. Но не распространялся, почему давно не работает. Впрочем, его никто и не спрашивал. Ни продавцы, ни покупатели.
Тварь в холодное время года грелась неподалеку, у трубы теплотрассы, летом забиралась в тень, падающую от забора или стены магазина. Они всегда были рядом – человек и его собака: грязная, полуголодная, но не забитая. Вполне довольная жизнью, что многих удивляло.
Однажды Хмырю стало плохо. Он скрючился, упал, засучил ногами. Добрые люди вызвали неотложку. Мужика забрали в больницу. В хирургию. Оказалось, прободная язва. Операция. Реанимация. Затем через несколько дней подняли в палату.
Тварь сначала долго бежала по улице за машиной. Чудо, что ее не сбили. Потом отстала. Завыла. И зачем-то вернулась к магазину. Там и осталась ждать.
Довольно молодая, год назад бросившая пить, а заодно оформившая развод с мужем-алкашом пухленькая продавщица Наташа неожиданно для себя пожалела животное. Было жарко. Она вынесла в миске воды. Потом немного хлеба с колбасой. Тварь, выхлебавшая воду, такой невероятной щедрости удивилась, слизнула угощение в долю секунды. И один раз робко вильнула хвостом.
День за днем Наташа продолжала подкармливать собаку. Когда выходила покурить за магазин, разговаривала с ней. Не жаловалась на жизнь, она была не из слюнтяев, просто рассказывала, что и как произошло в последние часы или в выходной, когда они не виделись. Тварь слушала внимательно. Морщила лоб, шевелила ушами. Однажды Наташа не выдержала и погладила большую башку. Под ее ладонью сначала замерли, а потом стали пыхтеть. Наташа засмеялась. Потушила сигарету. Это была последняя. Так она себе обещала еще с утра. Что вечером завяжет навсегда с куревом.
Собака подставляла плечи, шею, горло и громко сопела, потом в горле забулькало, рычащие нотки цвета удовольствия скакали вокруг. Наташа купалась в этом звуке, удивляясь себе. У нее никогда не было собаки. Она не знала, как приятно слышать счастливое ворчание. Смахнула слезы. Вернулась за прилавок. А затемно, когда закрывала магазин и сдавала на сигнализацию, пошла звать Тварь. Не так. Не Тварь, Тварь, иди сюда. Это Наташу резало. Она негромко бормотала.
– Эй, Псина, Псина.
И причмокивала. Ну, та еще собачница. Могла и «кис-кис» подманивать пробовать. Тварь бесшумной тенью нарисовалась сзади. Ткнулась в колени. Наташа охнула, чуть сумку не выронила. Уже привычным жестом положила ладонь на выпуклый лоб. И попросила:
– Пошли со мной.
Животное согласилось. Не кивнуло, конечно. Но пошло рядом. Наташа снимала комнату недалеко от магазина. В старом деревянном доме. Вся окраина состояла из этих хибар без воды и городской канализации. Хорошо, что отопление есть, газ и свет. Так считал дедушка, у которого Наташа жила. А она со стариком не спорила.
Хозяин был тихий, спокойный. Так что Наташа одно время даже считала его рохлей, слабаком. Но когда бывший муж попробовал качать права, явился пьяный, стал трясти кулаками, дедушка вышел в сени с обрезом, щелкнул затвором и хрипло посоветовал козлу убираться в другой огород.
Помогло. А что именно – совет или ствол, приставленный к брюху, кто же знает.
Наташа немного волновалась: не будет ли дед ругаться за то, что она собаку притащила?
Но старик сплюнул в траву и пошутил. Мол, ладно бы нового мужика. А то такое страховидло в дом приперла, дура. И ушел к себе радио слушать.
Тварь на «страховидло» не обиделась, спокойно толкнула головой Наташину руку. Мол, что, заходим? Правда, можно? Да хоть горшком называйте.
Наташа наносила из колонки воды, нагрела в ведрах на плите. И не с одной помывки, сразу не вышло, но со второй или третьей обнаружила, что собака бледно-серого, почти белого цвета. С темными подпалинами на боках, лапах и морде. Так что она сама не поняла, почему решила звать ее Снежкой.
Дед прокомментировал ехидно. Мол, разве это имя для собаки? Снежка. Снежка – это кошка какая-нибудь. Или корова.
Так они и стали жить втроем. А недели через две Наташа решила навестить Хмыря. Дед заржал. Мол, что, хочешь покаяться, что сперла у мужика собаку? Наташа не согласилась.
Ничего она не воровала. Ясно?! Просто вдруг он там волнуется. Что и как с животным? Думает, что она пропала, погибла…
Снежка подлезла к старику за лаской. Он часто хоть и ворчал, а чесал ее за ушами, скреб по спине. Наташа собирала нехитрое угощение. Каша в банке. Чтобы не остыла, она ее завернула в платок. Пара дедовских исторических книг. Вдруг Хмырю в больнице скучно? Правда же? Пачка чая. Кипятильник. Сахар. Все?
Ошейник, поводок. Пошли, подруга. Снежка была девочка понятливая. Не злая. Но тем не менее Наташа обратилась за помощью к Лене – лейтенанту, кинологу, которая жила через два дома. И учила собаку самым простым командам не без удовольствия. Снежка садилась, ложилась, ходила у левой ноги так, будто что-то знала раньше и только вспоминала. Хотя никто ни разу не видел, чтобы Хмырь ей отдавал какие-то команды.
Красивая чистенькая Снежка и Наташа пришли в больницу быстро. Минут сорок пешкодралом – и на месте. В троллейбус их не пустили.
Тут Наташа застопорилась. Так как фамилии и имени Хмыря не знала… Но стала объяснять ситуацию тетке в окошке справочной, а та позвонила в хирургию. Поступал такой месяц назад? Было?
– Сергей Иванов. Тридцать третья палата. Идите. Стоять! Собаке нельзя! Выведи ее наружу. И там у двери привяжи. Придумают тоже. Собаку в отделение тащить.
Наташа спорить не стала. Объяснила Снежке, что скоро вернется. Велела сидеть. И пошла искать вышеуказанную палату.
Постучала в дверь. Заглянула внутрь. Это ей не помогло. На Наташу смотрели четыре физиономии. Все примерно одного возраста, чуть за сорок. Все помятые. В похожих пижамах. Самый старший выручил вопросом.
– Вы к кому?
Наташа прокашлялась и ответила. Мол, вроде к Иванову Сергею.
– Серый. К тебе!
Он сел на кровати. Недоверчиво прищурился. Бритый налысо. Весь какой-то темный. Молчаливый. Ничем не напоминающий того отвратительного попрошайку, которого помнила Наташа.
Она набралась храбрости. Подошла к койке. Стала выкладывать передачу на тумбочку. И между делом призналась. Что не одна, но Снежку сюда не пропустили.
Все изменилось. Мужик перестал щуриться. Буквально выпучил глаза. И Наташа увидела, что они у него серые, бархатные, в черных ресницах.
Сергей переспросил на всякий случай, вдруг дура ошиблась.
– Тварь? Тут?
Наташу понесло по кочкам. Да как он может такую красавицу так называть? Да она умница и лапочка. И вообще, лучше девочки нет на свете. Попусту не гавкает. Команды выполняет.
