— Шоколадки! — воскликнул Тау.
Тут в комнату ввалился медвежонок. Он явно только что вернулся из леса: весь в сухих листьях и еловых иголках.
— Петибертус, — обратился к нему Мальчик Йогурт. — Разве ты не завтракал?
Медвежонок облизнулся, отрицательно покачал головой и жалобно взглянул на Тау и Майю.
— Петибертус — сын Умбертуса и Мамаберты, — пояснил Мальчик Йогурт. — Имейте в виду, это ужасный обжора!
И строго посмотрел на медвежонка.
Петибертус обнюхал Тау и Майю. Вроде бы запах знакомый: ещё бы, они же спали в одной комнате! В знак приветствия медвежонок потёрся мордочкой об их руки, затем подошёл к подносу и, не успели дети глазом моргнуть, одним махом слопал полдюжины шоколадок!
— Ням!
Позавтракал Мальчик Йогурт скромно: выпил всего-навсего три кружки молока, каждая по литру. Заметив удивлённые взгляды детей, ради приличия откусил булочку — правда, жевал её минуты три.
— Надо бы нам поближе познакомиться, — объявил он.
А дальше всё тем же тихим голоском принялся рассказывать свою историю.
Медвежонок посидел по очереди на коленях у Тау и Майи, поднял голову и — раз! — слизнул ещё полдюжины шоколадок.
— Когда-то давным-давно, — начал Мальчик Йогурт, — мои родители были молоды и очень любили друг друга…
Родители Мальчика Йогурта жили в доме, построенном их предками: это был старый за́мок, который со временем переделали в ферму. Там проживали и работали более сорока человек.
Одни обрабатывали землю, другие ухаживали за животными. Были там и пекари, и швеи, и плотники, и кузнецы… Молодые хозяева понемногу помогали им всем и брались за любую работу, но больше всего папа Мальчика Йогурта любил вместе с молочником готовить йогурт. Надо заметить, что ремесло это вовсе не простое. Каждое утро свежий йогурт разливали из больших чанов. Некоторое количество оставляли для закваски: разбавляли свежим молоком, а затем внимательно следили за брожением. Готовый йогурт помещали в стеклянные баночки и глиняные горшочки, где он отлично хранился… Иногда приходилось отправляться в дальние края, чтобы раздобыть новые виды заквасок, из которых можно готовить йогурты других сортов, ещё более вкусные и качественные.
Поскольку супруги жили счастливо, они много смеялись. Иной раз мужу достаточно было сказать: «Я люблю тебя больше, чем йогурт», — и жена принималась хохотать.
— Неужто твоя любовь ко мне тоже белая? — в шутку спрашивала она.
— Белее некуда! А что такого? Разве солнце не белое? А кости внутри нас?
Но нет ничего постоянного. За летом приходит осень, а потом зима. Реки сковывает лёд, а счастливые дни сменяются суровыми одинокими ночами.
Грянула война. Отныне она занимала сердца и мысли всех людей: военные, которые её затеяли, вскоре уже сами оплакивали своих близких. Раскрученное колесо почти невозможно остановить.
Уго — так звали молодого супруга — призвали в армию. Его записали в императорское войско, где он должен был пройти обучение вместе с двадцатью мужчинами с их фермы.
Узнав об этом, Аделе — именно так звали маму Мальчика Йогурта — совсем пала духом. Она перестала есть и исхудала как щепка. Утром просыпалась раньше мужа. Выходила во двор на рассвете и, рыдая, обнимала чан с йогуртом.
Уго тоже страдал, видя, как убивается его любимая супруга, как иссушают Аделе тревога и страх перед одиночеством.
Как-то утром в замок явилась незнакомая старуха. Она гнала перед собой чёрную козу, запряжённую в тележку. В тележке сидела белобрысая обезьяна с оранжевыми глазами. Вела себя обезьяна отвратительно: размазывала повсюду фекалии и воровала еду, особенно предпочитала овсяную кашу и липовый мёд.
Старуха отправилась на конюшню и отыскала там заплаканную Аделе. На следующее утро мужчины уходили на фронт, и обезумевшая от горя молодая женщина надумала упросить Самсона, коня своего мужа, чтобы тот заупрямился и отказался везти хозяина на войну. Взамен Аделе предлагала ему леденцы и сахарную морковку.
Тёмной, высохшей рукой старуха погладила бедную женщину по волосам.
Аделе вздрогнула, сердце у неё похолодело.
— Времена сейчас лихие, — проговорила ведьма скрипучим голосом, похожим на стрекотание цикады. — Слезами горю не поможешь. Могу только посочувствовать: Уго, твой муженёк, не вернётся. А если и вернётся, тело его будет сухим и холодным, как мои пальцы!
И, словно в доказательство, она провела рукой по щеке Аделе: палец её был жёлтым и твёрдым на ощупь, как ледышка или карамель. Аделе в ужасе отпрянула, спряталась за чан с йогуртом, оступилась и упала навзничь. В тот же миг в глазах у неё потемнело, и она потеряла сознание.
Когда женщина пришла в себя, старухи рядом не было. Но в ушах ещё звучали слова старой колдуньи — струились в крови, подобно яду:
— Не печалься… Если твоя любовь к мужу и правда столь велика, можешь его выкупить. Сегодня ночью ты зачнёшь сына. Поклянись, что через три дня после родов ты мне его отдашь. Помяни моё слово: к ночи твой муж вернётся с учений в замок.
Больше старуха не приставала к Аделе: она следила за ней издалека. И правда, ночью явился Уго. Аделе всё ему немедленно рассказала. Говорила она с трудом. А пока говорила, всё время тёрла руки одна о другую, как будто хотела сбросить с себя что-то липкое, грязное.
— Слышишь, любимый? У нас будет сын! И нам придётся отдать его в обмен на твою жизнь. Если мы сделаем это, ты вернёшься с войны живой и невредимый.
Уго побагровел от ярости. Он схватил первое, что под руку подвернулось, — серп для пшеницы — и бросился искать старуху. Он нашёл её на заднем дворе: ведьма ужинала, разложив в тележке какие-то мешочки и тряпки.
— Как ты смеешь нам угрожать, подлая шельма?
Но верная обезьяна бросилась на защиту хозяйки и прыгнула прямо ему на голову. Оранжевые глаза округлились, вспыхнули ненавистью. Как Уго ни отбивался, ему не удавалось сбросить с себя мерзкую тварь. Обезьяна пачкала его фекалиями, рвала на нём волосы, до крови оцарапала правую щёку, оставив на ней три красные отметины.
Старуха, шустрая, как и её коза, перемахнула через тележку, затем через стену, каркнула, как ворона, — и исчезла. Уго гнался за ней, пока не остановился в изнеможении. Через некоторое время он вернулся к жене.
Ту ночь они провели без сна. Это была их последняя ночь.
Лёжа в постели, они наблюдали в распахнутое окно, как в небе появляются и исчезают луна и звёзды. Холод им не мешал: они согревали друг друга. Они обнимались так нежно и прикасались друг к другу так бережно, что глаза их излучали странный перламутровый свет: он разливался в воздухе всю ночь и весь следующий день до самого вечера. Они ещё не знали, что скоро у них родится сын.
Утром Уго сказал:
— Как йогурт созревает благодаря закваске, так и я буду сражаться с врагом, черпая силы в твоей любви, зная, что ты меня ждёшь.
