— Чего смотрите? — засмеялось Бревно. — Открывайте!
Тау и Майя надорвали мягкую кожуру плода. Затем уже смелее обхватили его пальцами и принялись чистить. Рыхлая шкурка снималась без труда.
Птицы умолкли, слышалось только равномерное стрекотание цикад.
— Смотрите! — воскликнул медведь Марти.
Из мякоти лимона показалась маленькая головка с зажмуренными глазами — это был медвежонок!
— Петибертус! — взревел медведь Умбертус и кинулся к нему.
Как же обрадовался медвежонок, когда снова увидел солнце! Он запрыгал, забегал, закружился от восторга. И уж как все принялись обниматься, целоваться, похлопывать друг друга по плечам, дёргать за уши!
А на дереве вырастали всё новые цветы, которые мгновенно превращались в лимоны. Созревшие плоды падали на землю, и из них появлялось всё, что старуха Дебора съела за свою жизнь. Чего тут только не было! Швейные машинки, зубные щётки, автомобильные покрышки, расчёски, будильники, купальники, пляжные шезлонги и зонтики… и даже небольшой дом! Нашлись там и зверюшки: родившись заново, они бегали и скакали, а некоторые летали или энергично закапывались в землю (например, личинки, черви и насекомые). Но были там и солнечные лучи, облака и тучи, небольшая буря, три радуги, мотоцикл, старые ржавые шпаги, веники и… дети. Дети разного цвета кожи и всех возрастов. Дядюшке Дубу пришлось собирать их вместе с помощью бесконечной колыбельной: детей предстояло вернуть родителям либо родственникам (если они были съедены много веков назад) или просто отправить в родные края.
Лимонное дерево продолжало плодоносить весь день и всю ночь, а потом ещё целый день до позднего вечера, и всё это время лесные жители приходили подивиться необычному зрелищу.
Вечером, когда, казалось бы, всё уже закончилось, на самую толстую ветку лимонного дерева сел ворон со сломанным крылом. Вид у него был потерянный.
— А, и ты здесь? — воскликнуло лимонное дерево. В его стволе открылся деревянный рот и проглотил птицу.
И тут же на кончике ветки распустился цветок. Из него появился маленький лимон, который мигом вырос и упал на землю… А из лимона выбрался ворон, совершенно здоровый и с целым крылом. Он осмотрелся, важно поклонился, словно благодаря присутствующих за участие в его непростой судьбе, и улетел навсегда.
С того дня лимонное дерево больше не показывало никаких чудес: оно стало самым обычным. Таким и должно быть всё в мире — самим собой.
Говорящее Бревно вернулось к Дядюшке Дубу. Пламя его сияло ярче, чем прежде: пурпуром, золотом, багрянцем, синевой. Дядюшка Дуб спрятал его в надёжное место: в одно из своих семи сердец.
Иногда казалось, что мудрое дерево светится, вокруг него разливается сияние, что оно стало ещё выше, хотя с научной точки зрения такое вряд ли возможно.
Дядюшка Дуб пропел все свои арии, ариетты и даже некоторые дуэты (потому что он умел петь на два голоса), а также целиком оперы Моцарта, Верди и Монтеверди, Бизе, Беллини, Доницетти и Пуччини, а заодно Вагнера, Шостаковича, Бриттена, Альбана Берга, песни Шуберта, Мануэля де Фальи, Момпоу, Монтсальватже — это лишь некоторые имена, остальных композиторов не станем перечислять, чтобы не утомлять читателя.
Дети, мисс Дикинсон, медведи, лесные звери — все уснули после двух часов непрерывного пения. Ни разу ещё жители окрестностей Сан-Льоренс и Серра д’Обак не спали так крепко.
Наступили прекраснейшие деньки — тёплые, но не жаркие, долгие, но не утомительные: они были наполнены радостью общения, совместными чаепитиями и бесконечными историями.
В один из таких дней Тау и Майя пришли к Дядюшке Дубу и сказали, что им пора возвращаться: их заждались дома. Но тысячелетнее дерево успокоило детей: там, во внешнем мире, времени прошло всего ничего и никто о них не беспокоится. А на прощание предложило совершить маленькое кругосветное путешествие. Как говорится, чтобы было потом что вспомнить (именно так и было сказано).
В тот же вечер Дядюшка Дуб призвал бурю Метеору и попросил её загородить луну на небе, а главное — себя самого. Никто не должен видеть, как гигантский дуб вытаскивает из земли корни и шествует по горам и равнинам — по всей стране, по всему континенту.
Тау и Майя могли бы показать на глобусе все моря и океаны, которые они пересекали по дну, рассматривая в окно-сердечко в стволе Дядюшки Дуба китов, акул, розовые льды гигантских подводных пещер, куда вмёрзли доисторические чудовища. Мимо их окошка проплывали животные из атласов и энциклопедий, а также рыбы, которые до сих пор не открыты; водоросли приветственно махали им зелёными стеблями; дети засматривались на затонувшие корабли, метеориты из других галактик, на которых можно было прочитать загадочные письмена; скелеты пиратов, погибших в бою с противником: подхваченные глубинными течениями, они всё ещё размахивали саблями, не в силах выйти из бессмысленной схватки… А потом увидели высокие горы, могучие ледники, великий штиль и великие бури, стра́ны не больше острова, где не было места для Дядюшки Дуба; услышали таинственные и прекрасные языки, на которых говорит не более полудюжины человек да несколько сотен говорящих животных; встретили памятники природы, выточенные водой и ветром прямо в скалах; муравейники, устроенные сложнее, чем современные города, и муравьёв размером с поросёнка; музыкантов, которые играли в пустыне, где их никто не слышал; всевозможных ремесленников, художников, мудрецов и счастливчиков — людей и других творений, разбросанных по всему миру; а заодно племена, народы, природные катастрофы, а также таинственные атмосферные свечения, которые можно видеть изредка в полночь… Все явления и создания, порождённые Вселенной в минуты, когда она скучала или просто желала сотворить что-нибудь новенькое — на Земле или в каком-нибудь далёком уголке галактики (а может, и там, куда не проникает даже наше воображение: например, во сне). Как песня, которая звучит сама для себя.
Путешествие подходило к концу, когда Дядюшке Дубу пришло в голову, что дети непременно должны увидеть чудесный город Стамбул. Сам Дуб остался в море, а Тау и Майя сошли на берег в сопровождении Мальчика Йогурта, Ванильной Девочки (обоих пришлось плотно укутать в турецкие покрывала и шарфы) и мисс Дикинсон.
Откуда-то потянуло острыми, пряными, сладкими и терпкими ароматами специй. Они пошли на запах и оказались на восточном базаре. Чего там только не было! Украшения, еда, ковры — всё что душе угодно!
Мисс Дикинсон купила себе двадцать три сорта чая, которые прежде ни разу не пробовала.
Они погуляли по городу, осмотрели достопримечательности. Встретили старичка: тот сидел у входа в бедный, обшарпанный трактир и на дикой смеси итальянского, греческого, каталанского, испанского, португальского и турецкого рассказывал историю, но его почти никто не слушал. Кроме какого-то оборванного мальчишки да пожилого торговца, который задумчиво молчал, равнодушно переводя взгляд с чашки кофе на голодного кота.
