Книга Война в XXI веке, страница 10. Автор книги Арсений Куманьков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Война в XXI веке»

Cтраница 10

Это равенство статусов порождает правовой порядок, который Карл Шмитт назвал jus publicum Europaeum [65]. В рамках политического единства европейских народов выстраивались особого рода отношения, которые находили свое проявление в регулярном характере войны, оберегаемой межгосударственным правом. Войну, которая представляла собой столкновение суверенных носителей jus belli и предполагала борьбу со справедливым врагом (justus hostis), вели регулярные, государственные армии.

«Оберегание войны» (Hegung des Krieges), по замечанию Шмитта, дало европейской гуманности нечто экстраординарное: отказ от криминализации, дискриминации и диффамации врага, релятивизацию вражды и отрицание абсолютной вражды. Война понималась как столкновение политических субъектов, равных по своему статусу, признающих суверенитет друг друга и действующих на основании единого для всех, «нейтрального, чисто гуманистического jus naturale et gentium» [66]. Отношение к врагу не как к грешнику или преступнику, а как к справедливому и равному партнеру с таким же правом на существование и самооборону, означало, что с этим врагом можно заключать мирный договор и продолжать политическое сосуществование по завершении войны.

Если обобщить всё, сказанное выше о войне в Новое время, то у нас получится следующий образ. В эту эпоху в Европе появляется особый институт, централизующий управление всеми социальными и политическими процессам – государство. Государство присваивает себе право на войну и ведёт её при помощи регулярной армии против другого государства. На место средневековой оппозиции грешника и мудрого/целомудренного воителя в Новое время встаёт противопоставление субъекта, обладающего законным правом на ведение войны, и не обладающего таковым. Последний будет восприниматься как мятежник или преступник, который пытается нарушить монополию государства на применение физического насилия. Поскольку по своему статусу государства равны, такие войны называются межгосударственными или симметричными. Иначе войну этой эпохи можно назвать конвенциональной, т. е. ведущейся в соответствии с обычаями войны, представлениями о допустимых средствах и нормами международного права при помощи конвенциональных видов вооружения. Другой термин, подходящий для описания такой войны, – регулярная война. В ней однозначно выдержаны бинарности военного состояния и мирного, комбатанта и нонкомбатанта, друга и врага. Справедливой причиной войны признаётся агрессия – явная, когда государству приходится отражать нападение, или неявная, когда от противника исходит высокая степень военной угрозы или он чрезмерно усиливается политически или экономически. Целью войны, соответственно, является балансировка сил или восстановление status quo. Такая война представляет собой серию операций, в ходе которых стороны при помощи сражений и маневрирования пытаются сломить сопротивление противника. Мирное соглашение завершает войну, после чего с неприятелем могут быть восстановлены отношения. Как писал об этом переходе от войны к миру Клаузевиц: «При заключении мира каждый раз угасает множество искр, которые втихомолку продолжали бы тлеть, и напряжение ослабевает, ибо все склонные к миру умы… совершенно отходят от линии сопротивления» [67].

Тотальная война

Описанная выше конвенциональная, оберегаемая и в известном смысле гуманизированная война, ведущаяся в соответствии с формализованными догмами военного права и обычаями войны, представляла собой столкновение исключительно политических субъектов. Она была ограничена политическими целями, сдерживающими антагонизм сторон. Нацеленная скорее на поддержание равновесия сил, эта война не ставила целью полное истребление или уничтожение противника. Враг в такой войне признавался законным или справедливым, его политическая субъектность не подвергалась сомнению. Потому, например, у Канта мы встретим рассуждение о том, что в случае появления несправедливого врага, с которым связана перманентная угроза всеобщей безопасности, необходимо создать коалицию государств, действующих против него. Эта коалиция объединяется для того, чтобы произвести смену режима, но «не для того, чтобы разделить страну врага и как бы стереть ее с лица земли, так как это было бы несправедливостью по отношению к народу [этой страны], который нельзя лишить его первоначального права – права объединения в общность» [68]. Надо оговориться, что положение было характерным не для войны вообще, но для войны между европейскими народами.

Война в это время подчиняется следующей логике. Военные цели прежде всего имеют своим объектом вооруженные силы противника и его волю к сопротивлению. Политические же цели, из которых рождается война, определяются правительством, они выстраиваются вокруг государственных интересов. Таким образом, уровни политических и военных целей оказываются разведёнными и политические цели занимают главенствующее положение, управляя войной и направляя её. На фоне действия политических задач и целей война становится всего-навсего орудием, инструментом, с помощью которого эти цели достигаются, и только в абстрактной, идеальной форме политическая и военная цель совпадают. Однако уже в XX в. люди столкнулись с тем, что абсолютная, тотальная, ничем не сдержанная война оказывается реальностью и затрагивает не только миропорядок политических субъектов, но угрожает бытию каждого отдельного индивида. Это превращение ограниченной конвенциональной войны в тотальную войну требует отдельного рассмотрения.

Клаузевиц, выстраивая свою теорию, использовал понятие идеальной войны – абстрактный термин, которым он обозначал военный конфликт, не знающий политического ограничения. В этом конфликте наблюдается крайний предел напряжения и стороны взаимно устремляют друг друга к крайности проявления насилия. Однако в действительности, по мнению Клазевица, подобные крайности и идеальные формы вряд ли достижимы. Естественным ограничением устремления войны к своему предельному состоянию служат всевозможные трения. Войне очень сложно принять свой абсолютный облик в силу воздействия на неё «непоследовательности, неясности и слабости человеческого духа» [69]. Не всегда она идет, сообразуясь с законами разума, и в соответствии с определёнными изначальными целями. Просчёты, страх и даже влияние погодных условий может нарушить планы, разработанные в штабах или правительственных кабинетах. А самое главное, что война всегда остаётся ограниченной политическими мотивами. То есть философское, идеальное понятие войны далеко от того, что имеет место в действительности. Как только война приняла бы форму ничем не ограниченного насилия, «она с момента своего начала стала бы прямо на место вызвавшей ее политики, как нечто от нее совершенно независимое» [70]. Ограниченность войны сохраняет её политическое измерение; перестав быть сдержанной, выйдя за пределы политического, она превращается в тот вид войны, который в XX в. назвали тотальной войной.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация