Книга Война в XXI веке, страница 23. Автор книги Арсений Куманьков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Война в XXI веке»

Cтраница 23

Исключительная идентичность провоцирует войну, но также и укрепляется и кристаллизуется в ходе неё, как это было в конфликтах в Югославии и на территории бывшего СССР. Калдор пытается опровергнуть учение о политическом Карла Шмитта с его выделением ключевой политической оппозиции друга и врага и утверждением, что «война следует из вражды» [170]. По мнению Калдор, которая тезис Шмитта представляет буквально так: политика – это война, в современных войнах отношения вражды и войны меняются. Вражда взращивается войной [171], поэтому не всегда этнические или религиозные различия провоцируют войну, хотя они и обостряются в ходе конфликта. Впрочем, это не отрицал бы и Шмитт, подчёркивавший, что война не есть нечто повседневное, нормальное и желательное, но лишь реальная возможность, к которой может привести интенсификация вражды [172]. И в момент, когда эта возможность становится действительностью, конфликт будет тем более жесток, чем более в нём будет преобладать не политическая вражда, а этническая, экономическая или религиозная рознь. Войны такого рода опасны своей чрезмерной бесчеловечностью [173]. В них используется метафорический язык дискредитации и расчеловечивания врага. Это делается посредством описания его как врага рода человеческого – фашиста, террориста, – с которым нужно бороться до конца и которому невозможно сохранить жизнь, а поэтому его нужно истребить и окончательно лишить возможности политического существования. Последовательно проводимая политика идентичности провоцирует осмысление конфликта в манихейских терминах борьбы добра со злом. Но, как писал Бодрийяр: «Добро не могло бы победить Зло иначе, как не перестав быть Добром» [174]. Сторона, идентифицирующая своего противника как воплощённое зло, встаёт на путь тотальной вражды и гуманитарных преступлений.

Применение террора

Естественным воплощением политики идентичности в вооружённом конфликте становится применение террора и насилия как политического средства, т. е. использование этих средств для установления политической власти. В равной степени это свойство относится и к негосударственному субъекту, и к государству.

В конфликте, где одна из воющих сторон в высшей степени упорядочена и регулярна, отношение к иррегулярному субъекту неизбежно будет крайне жестоким, а методы борьбы с ним в высшей степени бескомпромиссными. Его не будут считать классическим врагом, а потому с ним можно будет вести войну на уничтожение. Признание такого врага в качестве равного с политической точки зрения субъекта потребовало бы окончательного решения вопроса о его существовании, а значит, требовало бы войны, которая дала бы отпор этому врагу и загнала бы его в прежние границы или уничтожила бы его. Но у иррегулярных субъектов изначально нет границ. Наоборот, они выступают в качестве силы, действующей в границах какого-либо иного суверенного политического субъекта, нарушая их и по определению становясь государственными преступниками, подрывающими конституционные основы данного государства. К тому же государство не может положиться на симметрию традиционных войн, когда противника призывают к переговорам и заключают с ним сделку. В асимметричном конфликте государству противостоит обычно множество слабо связанных между собой групп: повстанческие отряды, террористические группы, криминальные банды, подразделения самообороны, народные милиции и т. д. В таких условиях конфликт не может решаться за столом переговоров; единственной тактикой остаётся продолжение силового противостояния, ответный террор, пытки и заключение в тюрьму предполагаемых солдат противника. К тому же регулярные силы часто сталкиваются с проблемой идентификации противника, который растворяется среди гражданского населения, тем самым подвергая его опасности вооружённого нападения со стороны регулярных войск.

Итак, асимметричного врага не признают как политически равного, но борьбу с ним ведут. Борьба осложняется также необходимостью отстаивания постулируемых этических идеалов, что заставляет «гуманно» вести войну с врагом, который отказался от гуманности. Вражда должна находить свое снятие в войне, на деле же оказывается, что этого снятия не происходит. Итогом этой крайне рационалистичной, но также и крайне негуманной тотальной войны должна стать безоговорочная капитуляция, утверждающая тотальность поражения противника. В таких обстоятельствах мы вновь должны сделать вывод о том, что уже не видим однозначного различия между войной и миром.

В свою очередь, боец иррегулярной армии ставит себя вне какого-либо ограничения войны, так как он являет собой пример абсолютной, исключающей мир вражды, и не ожидает от своего регулярного противника ни правового решения конфликта, ни пощады. Террорист, повстанец или партизан нуждаются во враге как конституирующей основе своего существования. Но их отношение к врагу в иррегулярном конфликте означает войну на уничтожение и не предполагает иных решений. Негосударственный субъект видит в этом свою наибольшую эффективность, стараясь нанести наиболее ощутимый удар по регулярным войскам или правительственному органу, стремясь показать их слабость и невозможность выполнять защитную функцию, ключевую для них. Регулярные силы, представляя себя стороной добра, позиционируют свою борьбу как сражение со злом, которое заслуживает сокрушительного поражения. В результате любой вступающий в асимметричный конфликт сталкивается с опасностью попадания в порочный круг террора и контртеррора [175].

Иррегулярная война, таким образом, содержит в себе постоянную угрозу превратиться в последнюю войну человечества, во всемирную революцию – новый для XX в. способ ведения войны, состоящий в разрушении наличествующего социального и политического порядка, что стало особенно актуальным с появлением нового типа терроризма – гипертерроризма. Понятие «всемирной гражданской войны» с особой интенсивностью эксплуатируется после событий 11 сентября 2001 г., когда многие стали рассматривать войну с терроризмом в качестве своего рода гражданской войны, которая ведётся экстерриториально, в масштабе всего мира, подтверждая тезис о глобализированности современной войны. Эта война, которой очень сложно положить конец – она постоянно возобновляется, разгораясь в новых местах как ответ на насильственные акции. Погасить очаги этого пламени одними военными мерами сложно, поскольку причины этой войны выходят за границы военно-политической сферы.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация