Часто в поддержку гуманитарных интервенций высказывается аргумент о невозможности бездействовать в ситуации, когда совершаются зверства, тысячи людей уничтожаются или изгоняются из мест своего проживания. Однако, по мнению Хомского, в этом случае предлагается ложный выбор из двух альтернатив: бездействие, т. е. попустительство гуманитарной катастрофе, или вмешательство и дальнейшая эскалация катастрофы. Эта дихотомия ошибочна, поскольку упускается из виду ещё одна, третья, альтернатива: смягчение катастрофы, например дипломатическим путём или конструктивной помощью. Защита прав человека действительно является важной задачей, стоящей перед человечеством. Но Хомский предлагает в этом сложном деле руководствоваться принципом Гиппократа «не навреди». Если соблюсти его не получается, «лучше не делайте ничего, по крайней мере это предпочтительнее, чем причинять вред – таков вывод, который в случае с Косовом заранее был признан “предсказуемым”, и предсказание полностью сбылось»
[347]. Часто нам кажется, что нет иного выбора, кроме как применить военное насилие. Тем не менее правильнее для целей поддержания мира и безопасности искать невоенное, конструктивное решение.
Пэттисон зафиксировал значительный уровень недоверия к войнам по гуманитарным основаниям – общественное мнение настороженно относится к эффективности и качеству интервенций, к их политизации, когда они принимаются не на основании универсально работающего механизма одобрения и проведения интервенций, а на основании прагматических соображений конкретного правительства – однако замечает, что сейчас гораздо сложнее найти тех, кто последовательно и строго придерживается позиции невмешательства
[348]. Риски, которые связаны с бездействием, или предложенным Хомским третьим путём поисков ненасильственного решения, чрезвычайно высоки. Показателен в этом отношении случай Руанды, когда недостаточно эффективные и оперативные действия международного сообщества привели к настоящей гуманитарной катастрофе и гибели почти миллиона человек. Возможность избежать подобных последствий делает, по мнению Пэттисона, гуманитарную интервенцию морально приемлемой
[349].
Как видно из этого раздела, для современных этических концепций войны, и теории справедливой войны особенно, характерна риторика ограничения войны и стремление сделать её более «гуманной». Но в то же время обосновывается расширение списка оснований, в соответствии с которыми допустимым оказывается применение вооружённой силы. В частности, справедливыми причинами войны, удовлетворяющей принципу правого дела, помимо самообороны, называются упреждающие действия, гуманитарная интервенция или вторжение в гражданскую войну. Проблему представляют собой также универсальность предлагаемых теоретиками справедливой войны принципов и ценностей. Тирания ценностей приводит, как заметил Карл Шмитт, к террору их непосредственного и автоматического исполнения
[350]. В высшей степени это опасно в отношении ценностей, защита которых служит делу морального оправдания применения силы – тогда стремление защитить мир и безопасность приводит к умножению поводов для начала войны.
Глава 4
Моральные вызовы войн в XXI веке
Применение физического насилия во всем его объеме никоим образом не исключает содействия разума; поэтому тот, кто этим насилием пользуется, ничем не стесняясь и не щадя крови, приобретает огромный перевес над противником, который этого не делает
[351].
Карл фон Клаузевиц
В этой главе нас будет интересовать несколько наиболее заметных практик и техник ведения современных войн. Мы начнём с терроризма – деятельности, которая представляет собой наибольшую угрозу международному миру и безопасности. Затем скажем несколько слов о приватизации войны, т. е. об участии в войне частных военных контрактников, моральный и правой статус которых, до сих пор остаётся двойственным. Разделы о кибероружии и применении роботизированных систем позволят указать на ряд сложностей и опасностей, связанных с влиянием новых технологий на войну. В каждом из случаев нас будут интересовать связанные с ними моральные дилеммы. Обозначив их, мы сможем точнее понять, что представляет собой современная война и что считается допустимым в новых войнах.
Терроризм
В главе 2 мы касались темы нового терроризма, дав краткую характеристику этому феномену. В этом разделе нас будет интересовать этическая оценка терроризма и контртерроризма, поэтому определяющими станут два вопроса. Можно ли дать нравственное обоснование терроризму? Должна ли борьба с терроризмом подчиняться нормам военной этики и что дозволено в отношении террориста?
Приведя различные определения терроризма, мы отметили, что большинство из них фиксирует абсолютную моральную и правовую неприемлемость терроризма. К такому выводу заставляет прийти тот факт, что одной из ключевых составляющих террористической деятельности является умышленное нападение и убийство гражданских лиц. Это случайные, невинные жертвы, чаще всего не имеющие отношения к армии или другим силовым структурам. Как писал Алекс Шмид, террористическая деятельность выступает в качестве эквивалента военного преступления в мирное время. Но также она грубо нарушает важнейшее правило jus in bello – принцип различения, поэтому терроризм и аморален. Террорист, используя кантовские термины, низводит человека до статуса чистого средства, распоряжаясь жизнями одних людей для того, чтобы повлиять на других – испугать их или заставить выполнить свои политические требования. И хотя терроризм не единственный вид деятельности, в которой допускается намеренное убийство человека, мы можем говорить о моральной исключительности этой практики. Американский философ, Сэмюэл Шеффлер следующим образом объясняет, в чём она проявляется: террористы «…не просто проявляют бессердечное безразличие к скорби, страху и страданиям… жертв; вместо этого они сознательно используют насилие, чтобы развивать эту реакцию и наживаться на ней. Это помогает объяснить, почему в терроризме есть что-то определенно отталкивающее, как в моральном отношении, так и с человеческой точки зрения»
[352]. Однако поскольку мы также отмечали политизированность термина «терроризм» и обусловленную этим сложность его применения, нам необходимо разобраться, как именно террористическую деятельность можно оценить с позиций военной этики.
