– Генерал-полковник Томилин. Генеральный штаб. Проще всего меня найти через секретариат, – представился военный.
– Господа, магия – это без сомнения интересно, но насколько я понимаю, мы приглашены на испытания самолёта, а он до сих пор не взлетел, – желчно вмешался в наш разговор ещё один вояка, генерал-майор с заковыристой эмблемой Службы военных сообщений, показывая на стоящий самолёт. Интересный голос у него, хриплый и с оканьем.
Этого генерала я знал. Бывал он у нас в Академии пару раз на торжествах. Его Служба – полномочные представители Армии и Флота на всех видах транспорта, и определённый интерес к выпускникам нашей Академии, особенно к командирам дирижаблей, у него понятен. Только отчего-то мне кажется, что перебил он наш разговор о магии не случайно. Хоть сейчас его в тот список вноси, в котором у меня противники магов обозначены, во всех областях их деятельности.
Я оглянулся назад, разыскивая взглядом Артемьева-старшего. На мой невысказанный вопрос он ответил утвердительным кивком, и с лёгкой улыбкой стрельнул глазам вверх.
– Сегодняшняя презентация самолётов, да-да, я не оговорился, именно самолётов, уже началась, – усилив голос магией, сообщил я гостям.
Как-то так у нас получилось, что площадка, изготовленная для Императора и его свиты, стояла особняком и мне пришлось усилить голос, чтобы до неё докричаться.
Не случайно, если что, площадка так поставлена. Для меня самого стало новостью, что для её изготовления существует отдельный имперский стандарт. Да, вот так просто. Смотришь ранг мероприятия, а дальше будь добр, изготовь для царствующей особы соответствующую площадку. И ладно бы своими силами. Так нет же. Специальными мастерами, одобренными и проверенными не на раз. В нескромную копеечку нам это удовольствие встало. Зато сооружение получилось достойное, и, как минимум, с трёхкратным запасом прочности. Ещё и Щитами прикрытое со всех сторон.
– Начинаем мы с сюрприза. Если вы сейчас сделаете всё так же, как я, то на фотографиях мы будем отлично выглядеть, – тут я задрал голову, и принялся высматривать самолётик, летающий очень высоко в небе, а увидев его, начал махать рукой, – Улыбайтесь, господа, улыбайтесь. Нас снимает три фотоаппарата и кинокамера с высоты в семь тысяч двести метров.
– И зачем нужно целых три? Одного мало? – проворчал всё тот же генерал от службы сообщений.
– Один фотоаппарат панорамный и два с длиннофокусными объективами. Звёзды на ваших погонах мы может на фотографиях и не увидим, но количество людей на трибуне пересчитать сможем. Впрочем, более подробно о самолёте-разведчике расскажет господин Артемьев, я всего лишь отмечу, что благодаря хорошей радиосвязи и экипажу в два человека самолёт вполне можно использовать в качестве корректировщика для артиллерии.
Над нами сейчас летает то чудо, которое мы соорудили из несобранного самолёта. Того самого, корпус которого нам притащили дирижаблем. Успели таки к показу, и даже испытания ему провели по полной программе, гоняя машину в две смены. Не хочу хвастаться, но по всем сведениям наш самолёт-разведчик на сегодняшний день самый быстрый самолёт в мире, и скорее всего, самый высотный, хотя с последним утверждением можно поспорить.
Передав эстафету сияющему Артемьеву, я наконец-то смог спокойно оглядеться. Вместе с Артемьевым, цвели улыбками Мендельсон, и тот вояка, который взял на себя ответственность за предоставленную авиастроителям отсрочку, позволившую нам довести самолёт до состояния, превысившего требования военной комиссии.
Капитан Панкратов, с виду редкий зануда и педант, оказавшийся на самом деле фанатиком авиации, помогал Артемьеву, подтверждая своими сухими и короткими докладами такие параметры самолёта, как крейсерскую скорость, скороподъемность, скорость на пикировании, и скорость у земли. Не зря мы его на самолётах все три дня катали, когда он к нам с проверкой приезжал. Проникся. Не уверен, что адъютант из Панкратова хороший получился, но в авиации он разбирается получше, чем его генерал.
Тем временем штурмовик тоже запустил двигатели, заранее прогретые и не на раз проверенные за сегодняшнее утро, а затем неспешно выкатился на взлётную полосу.
Что будет дальше, я знал, оттого и решил посмотреть на лица гостей.
Самолёт взревел двигателями, винты слились в один сплошной круг и когда шум, казалось, достиг максимума, вдруг стало тихо. Настолько тихо, что вместо рёва моторов все слышали только свист винтов, рассекающих воздух и негромкое тарахтение, словно где-то на поле работал двигатель грузовика.
– Заглох, – прошелестело по рядам гостей, – Куда это он? Смотрите, что он творит…
Самолёт сорвался с места, и вздрагивая на неровностях бетона, начал разгон. В наступившей тишине было слышно, как бухают колёса шасси по стыкам бетонных плит взлётной полосы.
– Только что мы продемонстрировали вам, как работает система шумоподавления. Даже на форсированном взлётном режиме шума моторов практически не слышно. Бесшумный полёт поможет нашим самолётам крайне успешно преодолевать посты акустического наблюдения, – не удержался я от комментария, глядя на растерянные лица вояк.
– Пф-ф, это пока просто слова. Не мешало бы их проверить, – достаточно громко высказался всё тот же генерал-майор.
– Вас не устраивает сегодняшний результат? – повернулся я к злопыхателю, – Обратите внимание, что акустический пост, расположенный около диспетчерской, уже проворонил нашего разведчика. После завершения испытаний можете поинтересоваться у них, на каком расстоянии они потеряют второй самолёт.
Я указал пальцем на раструбы акустиков, отслеживающие взлетающий штурмовик. По предварительным проверкам контакт с самолётом они потеряют после его удаления на три-четыре километра, что само по себе отличный результат. Отличный для нас, а не для поста наблюдения. Поднимись самолёт на высоту в пять-шесть километров, и они его уже никак не услышат, даже если он пролетит прямо над ними, прячась за облаками.
Так и вышло, вскоре раструбы акустиков беспомощно заёрзали, пытаясь обнаружить штурмовик, по-видимому, сменивший курс.
Особыми достижениями в деле радиолокации пока ни одна страна похвастаться не может. Убогие они ещё, нынешние радары. Судя по тому, что нам говорили преподаватели в Академии, какие-то успехи есть у флота. Справедливости ради стоит заметить, что и размеры у целей, обнаруживаемых корабельными радарами, существенно отличаются. Самолёт с крейсером не сравнить. Моряки могут своими установками большой корабль обнаружить километров с двадцати-тридцати, а самолёт заметят лишь тогда, когда будет поздно. Как не крути, но шестьсот километров в час – это десять километров в минуту, а обнаружить самолёт за пару десятков секунд до того, как он свалится в пике и сбросит бомбы, так себе подмога для зенитчиков. Наблюдатель с биноклем полезнее может оказаться.
Штурмовик пару раз прошёлся над полем, показывая несложные фигуры пилотажа. «Спираль», «восьмёрка», боевой разворот, пикирование, «бочка» и «горка». На сегодня достаточно. Стоит заметить, что сам по себе самолёт способен на большее, но у наших пилотов ещё слишком мало опыта, чтобы мы могли рисковать единственным образцом штурмовика из-за человеческого фактора.
