Специально тренировался, пока мы несколько дней обратно летели. Понятно, что не всё время, а лишь когда мимо зеркала проходил, но результат есть, и я это чувствую не только по себе, но и по впечатлению тех, кто мне встречается во дворце.
* * *
С Сахалина мы вылетели, успев поймать небольшую паузу между двумя могучими циклонами. Долгая затяжная зима, с обильными снегопадами, морозами за сорок градусов, а главное, с сильнейшими ветрами – бич этого большого острова. Теперь там вся жизнь затихла до середины весны.
Японию тоже накрыло циклонами, и осеннее штормовое море превратило жизнь островов в уединённые мирки, окружённые беснующейся водой.
Синоптики на ближайший месяц обещали ветра в сорок – пятьдесят метров в секунду.
За время, проведённое на Сахалине, мы успели сделать многое.
Десятки, а то и сотни дел, больших и маленьких, и все их нужно было завершить ещё вчера.
Про все рассказывать долго, но парой свершений я горжусь по праву.
Во-первых, мы сумели снабдить Хоккайдо сахалинским углём на зиму. Не бесплатно, но об этом потом.
Ха, засмеются те придворные, которых я сейчас встречаю на своём пути, если это услышат. Нашёл князь, о чём рассказывать и чем хвастаться.
Тоже мне подвиг.
Подвиги – это когда ты чего-то там из последних сил превозмогаешь, а вокруг кровь рекой и сам ты кровавую юшку по лицу размазываешь. Вот за них и награждают, и чем крови больше, тем подвиг значительней.
Чушь. Мои преподы из Академии эту ересь очень быстро развеяли. Не ценит Империя побед, добытых большой кровью. Так не ценит, что тебе иную победу могут в укор поставить, со всеми вытекающими…
А вот и да. Перевозка угля.
Подвиг.
Сил и нервов на него убито как бы не больше, чем на всю нашу боевую операцию в Токио и у Фудзиямы. Да, там мы большую часть японского флота уничтожили, базу их морской пехоты и больше половины членов сёгуната. Но вот мне оно это всё как-то не запомнилось настолько же ярко, как банальное спасение Хоккайдо от наступающих холодов. Закрывшись от Хонсю, они остались с выработанными угольными рудниками, а тот уголь, что традиционно шёл с Хонсю и Формозы им стал недоступен.
Для организации столь массовой перевозки угля всё время чего-то не хватало.
Само собой, для начала кораблей и грузовиков. А так же кранов, грузчиков, и не поверите, обычных мешков. Потребность в мешках возникла, когда стало понятно, что судёнышек, способных перевозить уголь навалом, оказалось всего два, а их тоннаж и скорость меня никак не устраивали. Небольшие старые калоши уже лет двадцать, как использовали для коротких внутренних перевозок по портам Сахалина, и снабдить углём Хоккайдо для них было непосильной задачей.
К тому же механизированной разгрузки угля в маленьком японском морском порту Вакканай не было, а лопатами те же двести – триста тонн угля кидать долго придётся.
Но, мы выкрутились. С криком, с матом, с обещанием двух ящиков водки на бригаду, если за ночь загрузить сухогруз успеют, но справились же.
Зато видели бы вы, как сахалинцы приветствовали прибывшую к нам на возвращающихся сухогрузах японскую молодёжь, преимущественно девушек, приехавших работать на Сахалин. Пожалуй, даже меня на лётном поле тогда местные жители с такой искренней радостью не встречали…
Ну, и второе. Какую-никакую, но блокаду Хонсю я всё-таки попробовал организовать.
В этом мне помог не только японский адмирал, сбежавший с несколькими кораблями от сёгуната на Хоккайдо, добавив их к тем, что там были, но и наши моряки из Владивостока.
Понятно, что полностью весь грузопоток, идущий на Хонсю, они перехватить не смогли, но по несколько призовых кораблей, а сказать по правде, корабликов, привели в свои порты.
Смысл этих рейдов был в том, чтобы воды вокруг Хонсю иностранные моряки начали считать небезопасными для судоходства. Глядишь, лишний раз от перевозок откажутся, а там и зима на носу.
Штормит в это время года жуть как.
С нашими флотскими отдельная тема.
Алябьев пять дней во Владивостоке ругался в штабе флота и слал телеграммы во все инстанции, пока не получил из столицы курьером письменное разрешение на «проведение краткосрочного ограниченного рейда, осуществляемого с безусловным соблюдением норм международного Права».
И казалось бы, эта формулировка давала отличную лазейку нашим военморам, чтобы не покидать порт, но в конце депеши имелась махонькая приписочка: – «Планирование и руководство операцией поручить представителю Генерального Штаба России генерал-майору Алябьеву».
И это была победа.
Говорить на военном командном Алябьев мог и умел, особенно, если у него в руках была депеша, разрешающая ему Творить.
И пары дней не прошло, как рванулись из порта быстроходные эсминцы, словно поисковые собаки вынюхивающие дичь, а за ними пошли крейсеры.
Спокойно пошли. Зная, что никого равного им по силе они в этих водах теперь долго никто не увидит.
– Как вас сегодня представить, Ваше Магичество, – почти не скрывая лукавинки и больше работая на публику, спросил меня старший канцелярист, когда я наконец-то дотопал длиннющими коридорами Императорского Зимнего дворца до приёмной.
– Хм, Императором Японии сегодня вроде как бы ни к месту, да и рановато пока ещё, – картинно встал я посреди приёмной перед десятками восторженных глаз, внимающих Событию. От разговоров-то будет сегодня в великосветских салонах, – Скажите государю, что «просто Олег» пришёл.
А что?
Придуриваться, так придуриваться.
Вон как Моё Магичество все запомнили!
По сути, я тогда всего лишь стебанулся над замшелыми званиями и правилами, о которых все уже лет пятьдесят, как позабыли. И признаюсь, слегка охренел, когда понял, что всё это было принято за чистую монету.
Не поверите, но в той же Имперской канцелярии прижилось таки моё вытащенное из архивов звание. Они мне уже какую бумажку подряд присылают, с обязательным его упоминанием.
Невзирая на возраст, старший секретарь легко поднялся и пошёл докладывать, даже не оглянувшись на своего младшего коллегу. На какое-то мгновение я почувствовал себя неловко.
Стою в картинной позе посреди приёмной и знаю, что очень скоро мне откроют дверь в кабинет Императора, а тут страждущие толпой вокруг стоят, которые может быть месяцами этого мига дожидались, как самого памятного события в своей жизни.
Впрочем, по делам и честь. Не каждый день нашему Императору соседнюю Империю на блюдечке с голубой каёмочкой преподносят.
Пусть ещё и не совсем созревшую Империю, но почти что готовую упасть нам в руки.
– Проходите, Ваше Магичество, – с едва заметной улыбкой сказал мне секретарь, когда из дверей Императорского кабинета вышел невысокий мужчина в пенсне.
