Илью Юля видела несколько раз и сразу заметила в нём то же, что так раздражало в Камилле, — уверенность, что он пройдёт по жизни так, как захочет.
Илья для Юли был такой же чужой, как Камилла.
Неуверенный Стас, который только казался уверенным, был гораздо ближе.
Стас был свой, а Камилла его отняла.
Машина впереди уехала. Юля немного посидела и снова перекрестилась.
Если в самоубийство не поверят, подозрение может пасть на Варю…
Нет, этого не будет, успокоила себя Юля. У Вари никогда не было таблеток, пузырёк с раствором которых сейчас лежал в кармане. Варя о них даже не слышала.
Единственное, что можно поставить Варе в вину, это выстрел в парке, но это была шутка, не больше.
Пугнуть Камиллу выстрелом подруга предложила сама. Юля не удержалась, рассказала, как фоткает Камиллу и посылает ей письма. Юля тогда кипела от ненависти, и Варя ей очень сочувствовала. Вот и предложила проделать всё так же, как было со Стасом.
Пистолет у Вари был. Не то газовый, не то травматический, Юля в этом плохо разбиралась. Подруга приобрела его сто лет назад, ещё студенткой. Намеревалась отпугивать потенциальных грабителей, но, кажется, так ни разу и не вышла с ним из дома. Впрочем, Варя предпочитала выходить из дома в светлое время дня, когда грабители отдыхают.
Юля снова перекрестилась, надела маску на лицо, натянула одноразовые перчатки. Пандемия сейчас ей здорово помогает. Вышла из машины и уверенно направилась к двери подъезда. Потом так же уверенно несколько раз позвонила в Камиллину квартиру, отперла дверь и тихо за собой её прикрыла.
Таблеток там, куда она их сунула через несколько дней после смерти Стаса, не было. Тогда она тоже вошла в квартиру, увидев отъезжающую Камиллину машину.
Жаль, таблетки в шкафу хорошо ложились в версию, которую Юля заготовила для любовницы Стаса.
Юля задвинула ящик, прошла на кухню, заглянула в холодильник. И опять повезло: в дверце стояла недопитая бутылка французского розового вина. Вино предназначалось Камилле — и Стас, и Антон предпочитали крепкие напитки.
Содержимое аптечного пузырька перелилось в бутылку беззвучно. Юля поставила бутылку на место, закрыла холодильник.
Это нужно было сделать давно, ещё в тот первый раз, когда она только подложила таблетки. Но тогда Юле хотелось, чтобы Камилла пострадала перед смертью. Чтобы оказалась брошенной Антоном.
Настоящее наказание — это заставить страдать.
Ноги в кроссовках двигались бесшумно.
Юля заглянула в дверной глазок, прислушалась, тихо приоткрыла дверь.
Иван стоял сбоку от двери, в глазок его видно не было.
* * *
Антон давно не ездил в метро. Бросилось в глаза, что люди стараются соблюдать дистанцию, напрасно россиян упрекают в безалаберности и недисциплинированности.
Он тоже старался ни к кому не приближаться. Впрочем, он и раньше так делал.
Поднявшись на поверхность, зашёл в киоск, купил сигареты. Выкурил одну, стоя рядом с киоском.
До работы шёл медленно, еле переставляя ноги. Передвигать ноги было лень, и работа казалась бессмысленной и ненужной.
Дверь в кабинет приоткрылась, когда он всё-таки заставил себя включить мозг.
Настя подбежала, обняла его сзади, прижалась и пожаловалась:
— Колючий!
— Я на даче ночевал, — объяснил Антон. — Там бритвы нет.
Она порхнула, взмахнув руками, как бабочка, села на стул.
— Зачем ты поехал на дачу? — Настя вытащила из мраморного стакана карандаш, принялась крутить в руках.
— Настя, зачем ты это сделала?
Она медленно положила карандаш и подняла на него глаза. В глазах была грусть.
— Я не имею права на счастье?
— Имеешь.
— Мы любим друг друга и должны быть вместе! Почему мы должны страдать?! Почему?!
Антон не верил, что Настя сильно страдала. Страдает сейчас его жена. И он сам.
— Нас двое, а она одна!
Он откинулся в кресле и стал смотреть в окно. Уголок здания напротив был освещён солнцем и непривычно белел. Обычно здание казалось блёклым.
— Почему ты поехал на дачу, а не ко мне? Я тебя ждала.
Объяснить, что он не мог её обнимать, когда страдает его жена, Антон не попытался.
Бес сыграл с ним плохую шутку. Очень плохую.
— Ты меня не любишь?
Да, должен был сказать Антон. Я тебя не люблю. Это приятно, видеть, как светится молодая девушка, но это не любовь. Тому, как это называется, Антон не стал искать определения.
— Настя, прости меня, если сможешь.
— Что? — она приподнялась, опираясь на стол. — Ты меня бросаешь?
Хорошо, что это происходит сейчас, неожиданно порадовался он. Каждый лишний день только усугублял ситуацию. Татьяна права, он не сможет жить с Настей. Он не хочет с ней жить. Ему даже представлять это страшно.
Он подлец, и ему нет прощения.
— Антон!.. Ты… ты мной попользовался?!
Получалось, что он ею попользовался. И винить в этом некого, кроме себя. Бес не заставлял его это делать.
— Прости, Настя.
Она выбежала из кабинета, хлопнув дверью.
Солнце скрылось за облаком, здание напротив вновь стало казаться серым.
Антон выдвинул ящик стола, достал заявление, которое Настя написала две недели назад, подписал его и позвонил секретарше.
— Лиза, Берестова увольняется. Оформи всё сегодня, — попросил он.
Он ужасно поступил с Настей.
В его жизни всё было ужасно, но показалось, что ему, старому облезлому волку, удалось отползти от болота, которое едва не засосало окончательно.
* * *
Иван вышел из отделения полиции последним. Камилла и Соня ждали его, сидя рядом на заднем сиденье машины.
— Хочешь, поедем к нам? — спрашивала Соня, заглядывая Камилле в глаза. — Поедем, а? Переночуешь, а завтра домой вернёшься.
— Нет, — трясла головой Камилла. — Нет, спасибо.
Наконец показался Иван, рывком открыв железную дверь, широкими шагами подошёл к машине, сел за руль. Соня погладила Камиллу по руке.
— Её задержали бы сегодня-завтра, — неохотно пробурчал Иван, пристёгиваясь.
— Откуда ты знаешь? — подалась к нему Соня.
— Умею доставать информацию, — усмехнулся Иван. — Она отравила Стаса. Прямых улик у мужиков не было, только косвенные, но они её раскололи бы. Её машину дважды фиксировала камера около съёмной квартиры.
Иван тронул машину. Пробок уже не было, только светофоры иногда заставляли останавливаться.
