Ветер усиливался, грозя перейти в буран. Пальцы рук окоченели, и я прятала их в рукава. Затем так же развернулась и пошла прочь. Вот только возвращаться в замок не хотелось. Свернула на дорожку к морю, к большому плоскому уступу, откуда любила наблюдать за стихией. Сероватые волны бились о скалы с грохотом, а я глядела, как они несутся одна за другой, и будто обретала забытый покой. Сколько так стояла, не знаю, но когда снова двинулась к замку, небо и вовсе стало серым, низким, почти касаясь крыш Эйшвила.
Решила сократить путь и пошла вдоль хозяйственных построек. Сделала шагов с двадцать – и тут же пожалела, потому что увидела Аттеуса. Он самозабвенно колол дрова и, казалось, даже не чувствовал холода. Рубашка была заткнута за пояс, волосы взмокли и прилипли ко лбу, а топор так и ходил в руках, будто тяжелые бревна были лишь перышками. Полковник не видел меня, с головой увлекшись работой. Я постояла пару мгновений – и поспешила прочь, к дому, к теплу.
– Лери Эйш! – послышался радостный оклик.
– Лайза? – обернулась я. – Дорогая моя Лайза!
Полная женщина в цветном платье прижала меня на миг к груди. И в эту минуту не имело значения, что я – жена хозяина замка, а она – рабыня. Лайзу здесь любили все. Она готовила лучше поваров в замке, и мы с Лео раньше частенько убегали, чтобы отведать ее пирожков. А еще Лайза держала в своем кулаке всех рабов Эйшвила. Да и прислугу, если честно, тоже, хоть и не имела к ней прямого отношения. Следила, чтобы везде был порядок, и заботилась о нас, как умела.
– Ой, как похудели-то, лери! – сокрушалась та. – Что былинка, а уезжали не такой.
– Война, Лайза, что поделаешь.
– Война… Будь она проклята, вот что я вам скажу, лери!
И глянула мне за спину, туда, где работал Аттеус.
– Может, на кухоньку ко мне, а, лери? – спросила она заговорщицки.
– А почему нет? – Я улыбнулась, и мы скрылись за дверью черного хода.
Кухня располагалась рядом и выходила окнами на ту самую площадку, где мы только что разговаривали. И дальше, куда я не желала смотреть.
– Что-то вы грустите, лери Эйш. – Лайза выставила на стол огромный противень с пирожками и налила в чашку молоко.
– Нет повода веселиться, – ответила я угрюмо.
– Тяжко пришлось?
– Тяжко.
– Так не ездили бы! Зачем вам туда было надо, голубушка?
– Я – целитель, – не удержала вздоха. – Мое дело – исцелять. А вы тут как?
– Да по-прежнему. – Лайза, будто мать-наседка, наблюдала, как я ем. – Старый Руф заболел, едва выходили, все вас вспоминали. Вот была бы тут голубушка наша, мигом на ноги бы поставили. Асанка заневестилась, глядишь, скоро замуж выскочит, ухажер завелся. Ох, лери Эйш, мы как про лери Илмару узнали, все глаза выплакали! Как же так-то, а?
– От судьбы не уйдешь. Она все предчувствовала, и сама выехала в ночь, будто навстречу гибели.
– И как у него рука-то поднялась? – Лайза недобро взглянула в окно.
– Говорит, не у него. Мол, не доглядел за своими солдатами. Но я не знаю, верить ли.
– Вы что, с ним еще и разговаривали? – ужаснулась Лайза. – Куда смотрел хозяин?
– Ему не до того было. Но да, разговаривала. Не знаю, Лайза. Неправильно все это. Права лери Белла, нечего ему тут делать. Хотел Илверт казнить – пусть бы казнил. А сюда зачем отправлять? Чтобы никто не знал покоя? Леонард ведь не успокоится, пока враг рядом. Об Айке я и вовсе молчу.
– И то верно, госпожа. И то верно. Вы кушайте пирожочек, взгляните, только с пылу с жару. А девочка эта, Анита, она откуда?
– Анита? – Я потянулась за пирожком. – Лео выкупил у кого-то, пожалел. Над девчонкой там издевались. Она давно в нашем столичном доме жила. Вот решили сюда забрать.
– Немая она, да?
– Не от рождения, люди постарались. Все люди, Лайза.
– Жуть-то какая! Бедное дитя. Вы бы сделали ей внушение, госпожа. Он ведь к этому, – указала на окно, – шастает. Жалеет, видать.
– Скажу, – пообещала я. – Но не думаю, что он ее обидит. Они в дороге сдружились.
– Да, хороший друг для девочки, ничего не скажешь. Еще молочка подлить? Давайте, голубушка. Совсем ведь исхудали.
– Не надо, – ответила я.
– И глаза грустные.
Все-то ты заметила, Лайза. Я только украдкой вздохнула.
– Мне пора. – Я поднялась со стула. – Леонард, наверное, уже беспокоится, если вернулся. С утра его не видела. Загляну завтра, если получится.
– Конечно, в любое время, милая. Давайте, провожу.
От кого она меня провожать собралась? От Аттеуса? Так ему печать все равно не даст причинить мне вреда. Но Лайзу было не остановить, и мы снова вышли во двор. Полковник сидел на колоде и смотрел на небо. Задумчиво, будто пытался прочесть там ответы на все свои вопросы.
– А знаешь, он ведь мне жизнь спас, – шепнула я Лайзе.
– Что? – У той даже глаза округлились. – Как это?
– Когда мы ночевали в лесу по пути в столицу, на меня напал бешеный волк, а Эрвинг его задушил. Иначе тот бы меня загрыз.
– Ужасть какая! – всплеснула руками добрая женщина. – А где же хозяин был?
– С королем встречал будущую королеву, я ехала с солдатами, а потом уже в столице его дожидалась. Странно, да? Не могу после этого видеть в Эрвинге врага, Лайза. И хочу, но не могу. Только не говори никому.
– Да я немее всех немых! – заверила та, и я знала, что так и есть. – Не печальтесь, голубушка. Это в вас усталость говорит. Отдохнете, и все образуется.
– Ты права. Спасибо.
И я пошла к дому, а Лайза замерла и смотрела мне вслед, пока не скрылась за дверью. Леонарда не было. И где они пропали? Но и мужа я понимала. Самой хотелось бы развеяться, отвлечься, только как? Видеть посторонних не желала, поэтому всех служанок отослала прочь, а сама заперлась в библиотеке, взяла первую попавшуюся книгу и замерла, так и не дочитав страницу. Может, Лайза права? И просто надо отдохнуть? Но я и отдыхала – там, в столице, пока ждала Лео. Не помогло. Становилось только хуже. И самое скверное, я не понимала почему. Откуда взялась та трещина, которая росла во мне. Почему нельзя просто быть счастливой, как раньше.
Захлопнула книгу, отложила на стол. Горько… И ничего нельзя сделать, только ждать.
Глава 3
Эрвинг
День сменял день. Обычная круговерть, которая позволяла главное – не думать. Ни о чем, ни о ком. Трудиться с утра до ночи, пока от усталости не падал на доски, лишь бы уснуть. Так было проще и легче. Когда заняты руки, голове остается мало простора для мыслей. Мне даже ничего не снилось. Проваливался, будто в яму, чтобы утром проснуться от сурового ворчания Шиана, или, если не помогало, тычка в бок, чтобы снова приступить к работе. Поручения бывали разные: уборка, уход за скотом, дрова и прочее, и прочее. Иногда мне казалось, что если кто-то спросит, чем занимался вчера, даже не смогу ответить.
