– Павел!
По тому, каким тоном женщина произнесла его имя, кадет понял, что отвечать придется, и вернул ящик на полку.
– Я удивлен тем, как ответственно ты подходишь к делу, – медленно произнес Павел. – Ты производила впечатление… – Он замялся. – Другое впечатление. В общем.
– Избалованной сучки?
– Как ты узнала?
Наоми мягко рассмеялась.
– Мне нравится вести себя как избалованная сучка.
– Я заметил.
– И Аллану нравится, когда я демонстрирую сучку, – легко продолжила женщина. – В его окружении не может быть «серых мышек», если ты понимаешь, что я имею в виду. Его помощники, и я в том числе, должны быть яркими.
– Он не боится затеряться на вашем фоне? – съязвил Вагнер.
– Мы – жемчужины, которые оттеняют бриллиант. Мы можем затмить его только в том случае, если бриллиант перестанет быть бриллиантом.
– Или окажется фальшивым.
– Аллан не такой.
Кадет понял, что их разговор принимает ненужный оборот.
– Я не хотел говорить о мистере Райли.
– Знаю, – улыбнулась Наоми, поправляя волосы. Но не остановилась: – У Аллана много жемчужин, Павел, однако ни одну из нас он не держит для красоты. Мы должны уметь работать, должны постоянно доказывать Аллану, что нужны ему. А яркость – заслуга стилистов, кутюрье, пиарщиков и прочих специалистов по созданию образа.
– Именно это я и сказал, – смущенно отозвался Вагнер. – Ты умеешь работать.
– И я умею быть сукой, – рассмеялась Наоми. – Но когда-то я была «серой мышкой».
И сделала маленький шаг вперед.
– Трудно поверить, – пробормотал кадет.
– Я стеснялась своего роста, казалась себе нескладной, нелепой, неуклюжей… Потом у меня были прыщи… Потом мне стало казаться, что я жутко располнела…
Женщина сделала еще один шаг.
– Ты уверена, что говоришь о себе? – улыбнулся Павел.
– Ну, рост у меня действительно высокий.
– Меня подобные мелочи не смущают, – ответил Вагнер. После чего протянул руку и снял с женщины очки, наконец-то встретившись с ней взглядом.
– Тебя вообще что-нибудь смущает? – прошептала она.
– Я запер трюм изнутри.
– Я видела, – улыбнулась Наоми, кладя руки на широкие плечи Павла. – До ужина еще масса времени.
– Всегда хотел узнать, как целуются суки.
– Страстно, – ответила женщина, чувствуя губы Вагнера.
* * *
На первую и вторую палубы доступ был открыт, туда мог пройти любой желающий, но таковых не находилось: запекшаяся кровь на полу, смятые и разорванные стены, а также близость кабины управления, ставшей могилой для экипажа, отпугивали ребят. Во всяком случае сейчас, пока были свежи воспоминания о страшной катастрофе. Допуск в трюм получили все члены штаба. А вот в машинное отделение, где находился терминал 2.0, без сопровождения имели право входить только Линкольн и Вагнер, поэтому здесь, за наглухо закрытой звуконепроницаемой дверью, капитан мог чувствовать себя достаточно свободно.
– Алекс, – поприветствовал он появившегося на мониторе адмирала.
– Исайя, – улыбнулся в ответ Касатонов. – Ты просил о срочном сеансе связи?
– Я хотел поговорить утром…
– Извини, не мог отказать президенту.
– Понимаю. – Линкольн мрачно улыбнулся: – Пока тебя не было, у меня состоялся разговор с Козицким.
– И снова – извини, – после короткой паузы произнес Касатонов. – Я забыл предупредить о нем.
– Нам прислали «нюхача»?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы расследовать абсолютно все аспекты случившегося, – твердо ответил адмирал. – Поверь, Исайя, я тоже не в восторге от его появления, но сделать ничего не могу: решение принято и Козицкий будет мозолить нам глаза.
– Он ничего не понимает в наших делах, – заметил капитан.
– Козицкий расследует возможность заговора, – объяснил Касатонов. – Как я сказал, кто-то должен изучить все аспекты случившегося.
– Как он тебе? – неожиданно спросил Линкольн.
– Первое впечатление было отвратительным, – признался адмирал.
– У меня тоже.
– Но нужно понять, что Козицкий нам не враг, – продолжил Касатонов, глядя капитану в глаза. – Может, и не друг, но он плывет с нами в одной лодке и действительно хочет помочь.
– Ты навел о нем справки?
– Двадцать три года назад Козицкого приняли на службу в ФСБ. Другой информации нет.
– И все? – изумился Линкольн. Он прекрасно знал возможности адмирала и был искренне удивлен столь жалкими сведениями.
– И все, – спокойно подтвердил Касатонов. – Но я не думаю, что он до сих пор служит простым агентом. Этот парень не руководитель, но исполнитель высочайшего уровня, он возьмет нас с тобой за глотки и будет держать, пока не решит, что мы ни в чем не виноваты. – Он помолчал, давая понять, что считает первую часть разговора оконченной, и с напором поинтересовался: – А теперь объясни, почему ты проявляешь такой интерес к Козицкому и его расследованию.
– «Сирена» сообщила, что ее взломали, – доложил Линкольн и усмехнулся, увидев появившееся на лице адмирала выражение. – Взлом был проведен специалистом экстра-класса, и если бы не тотальная проверка после катастрофы, его бы никогда не обнаружили.
– То есть умысел все-таки был… – протянул Касатонов, откидываясь на спинку кресла. – Что именно сделал хакер?
– Неизвестно, – развел руками капитан. – «Сирена» не может этого понять.
– Когда ее взломали?
– Непосредственно перед полетом.
– Рассказал об этом Козицкому?
– Да, – кивнул Линкольн. – Или…
– Нет, все в порядке, Исайя, ты поступил правильно. – Адмирал повертел карандаш. – Но было бы намного лучше, окажись катастрофа просто катастрофой.
Потому что теперь у Козицкого появится гораздо больше рычагов влияния на происходящее, а Касатонов уже привык не замечать блеклого.
– Среди сотрудников, летевших на «Армстронг», есть программист… – начал говорить капитан, но был перебит:
– Бен Сигал, я знаю, – кивнул адмирал.
– Мне нужна санкция, чтобы привлечь его к работе с «Сиреной», – продолжил Линкольн. – Сейчас у него нет высшего допуска, а я хочу, чтобы он попробовал разобраться с этим взломом.
– Думаешь, Сигалу хватит квалификации?
– Это лучше, чем ничего.
– Пожалуй, – подумав, согласился Касатонов. – Я даю санкцию на повышение допуска Бена Сигала.
