– Я чемпион Академии по Slash, – сообщил Павел. – И меня все сравнивают с вами… – Кадет улыбнулся. – Разумеется, не в мою пользу.
– Быть чемпионом Академии – это хорошее достижение, – брякнул Август. Меньше всего на свете он хотел сейчас обсуждать киберспорт, особенно самодеятельный, но не мог не поддержать беседу.
– Честно говоря, достижение не очень высокое, – признался Вагнер. – У нас плохие игроки.
– Почему?
Павел замялся, укоряя себя за то, что не уследил за языком, и вместо него ответила девушка:
– Потому что большую часть времени кадеты посвящают настоящему делу.
– А не тому, что можно повесить на стену, – не остался в долгу Даррел.
– Пожалуй, я вас оставлю, – дипломатично произнес Павел. – Скоро отбой, а у меня остались незавершенные дела. До завтра.
– До завтра.
Август проводил уплывающего Вагнера взглядом, отметив, как ловко кадет перехватывает поручни и ременные петли, крайне необходимые в невесомости, после чего повернулся к углубившейся в работу девушке:
– Не обижайся, Диккенс.
– Ты не способен меня обидеть, – равнодушно ответила самбо.
– Способен, только я этого не хочу.
– Ну-ну…
– Можно спросить?
– Нет.
– Как получилось, что Райли взял в «Фантастическое Рождество» тебя, художника? Вся его жизнь – техника, точные науки, и вдруг – художник. Я не понимаю.
– А как он взял тебя? – не осталась в долгу самбо.
– Ну, во-первых, киберспорт довольно тесно связан с компьютерными технологиями, – объяснил Даррел. – А во-вторых, я – звезда, мы с Октавией обеспечили Райли мощную информационную поддержку.
– Цинично, – оценила девушка.
– Как есть, – усмехнулся Август. – Видишь, я с тобой честен, не ответишь тем же?
Диккенс помолчала, быстро заканчивая задуманный набросок, поняла, что Даррел не отстанет, и, не глядя на него, произнесла:
– Все дело в том, что с точными науками связана не жизнь, а карьера Аллана. Он любит и отлично разбирается в физике, химии, механике, математике, астрономии, но при этом понимает, что жизнь сложнее и многограннее и в ней есть место не только прекрасным формулам и прекрасным космическим кораблям, но и просто прекрасному: музыке, литературе и картинам.
– Ты называешь его Алланом? – заметил Даррел.
– А что?
– И на вечеринке ты его так называла.
– Было бы странно, если бы на вечеринке я называла его Германом, – язвительно ответила Диккенс.
– Вы что, близкие друзья?
– Нет, – покачала головой самбо. – Просто я сама решаю, как кого называть. – Она выдержала паузу и нанесла давно заготовленный удар: – Ты, например, будешь Бесполезным.
– Это почему? – растерялся Даррел.
– Потому что занимаешься киберспортом, – пожала плечами довольная собой Диккенс. – Разве нужны другие объяснения?
– А кому нужны картинки на стенах? – возмутился парень.
– Я не запрещаю называть меня так, как тебе нравится.
– Можно стервой?
– Надеюсь, ты не хотел меня удивить? – подняла брови Диккенс.
– Нет. Но я знаю, что тебе не все равно.
– Да, мне не все равно, – помолчав, призналась девушка. – Но ты меня не удивил.
– Я не Санта-Клаус.
Послышался громкий смех, и в кают-компанию вплыли два парня.
– Мы вам не помешаем?
– Нет, конечно, – ответила Диккенс, всего на мгновение опередив Августа, собравшегося предложить ребятам повеселиться в соседнем отсеке.
– Мы ненадолго: Карсон сказал, что готов написать стихотворение, – сообщил Мэйсон.
– Но это же прекрасно: заниматься поэзией, глядя на Землю из космоса.
Они подплыли к иллюминатору и замерли, не сводя глаз с планеты.
– Это Ян Карсон, сын сенатора Николаса Карсона, и Эндрю Мэйсон, наследник сталелитейной империи, – негромко рассказала Диккенс, вертя в руке карандаш. – Они познакомились на вечеринке и с тех пор неразлучны.
– Откуда ты знаешь? – удивился Август.
– Я с ними общалась на вечеринке.
– Нашли общий язык?
– Интеллектуально, если тебе о чем-то говорит это понятие, – огрызнулась девушка.
– Я читал о нем, – с умным видом кивнул Даррел.
– Умеешь читать?
– Пришлось научиться: нужно ведь подписывать договора. – Август бросил быстрый взгляд на парней. – Но я не удивлен, что ты нашла с ними общий… интеллектуальный язык.
– Почему все думают, что если девушка отказывает встречным мужикам в сексе, то она обязательно лесбиянка? – поинтересовалась самбо.
– Это инстинкт, – легко объяснил Даррел. – Если нет отклика, значит, что-то не так. Но если тебе интересно, я тебя лесбиянкой не считаю.
– А так – это когда мальчик и девочка? – с вызовом поинтересовалась Диккенс.
– Ты спрашиваешь таким тоном, будто это я писал софт для наших мозгов.
– Ты и писать умеешь?
– Мы еще даже не переспали, а ты меня довела, – пожаловался Август.
– Так ты меня клеишь? – притворно изумилась самбо. – А я никак не пойму, что ты здесь трешься?
– Глупо упускать шанс заняться любовью в невесомости, – перешел на деловой тон Даррел. – Он может не повториться. – И понизил голос: – Среди членов экипажа нашлись мои фанаты, я поговорил с ними, подписал пару фото, пообещал билеты на следующий матч и получил ключ от свободной каюты.
– Привык к легким победам?
– Считаешь себя легкой?
– Считаю, что ты слишком быстрый, – отрезала девушка. – И бесполезный.
– Каюта 21, – закончил Даррел. – Приходи через пятнадцать минут и будь осторожна: ребята просили не попадаться, чтобы у них не было проблем.
– Мы познакомились два дня назад, неужели ты и в самом деле думаешь, что я пойду к тебе в каюту?
– Через пятнадцать минут. Нам скоро улетать, не хочу терять время. – Август улыбнулся и поплыл к выходу в коридор. – До встречи.
Диккенс покачала головой, вновь взялась за карандаш и замерла, разглядывая Европу с высоты орбитальной станции.
