— Тогда почему вы не сказали нам об этом сразу? Зачем вы бросили нас одних? — беспомощно спросил Дитрих, уже зная, какой ответ получит, но желая услышать его именно от них.
— Потому даже ты сюда бы не прошёл, если бы того не пожелал Убийца, — Тарган пожал плечами, — поверьте, мы безмерно сожалели о том, что вам пришлось в одиночку пройти по этому пути и увидеть то, к чему вы даже отношения не имели. Но если бы мы летели по этому пути все вместе — то в конце лишь встретили бы тупик. А так… мы знали, что Убийца не устоит перед искушением передать тебе свой пост, Дитрих. И знали, что ты сумеешь сдержать себя в руках.
— Какая ложь! — прорычал Убийца, — да вы ничего о нём не знаете! Я презираю вас за это! Вы даже не представляете, как вам с ним повезло!
— Наверное, ты прав, — все четыре дракона на удивление спокойно созерцали того, кто был причиной их мучений все эти шестьсот лет, — наверное, мы никогда до конца этого не поймём.
— Хотели ли мы стравить вас с Убийцей, чтобы вы поубивали друг друга? — продолжил тем временем Мизраел, — нет, не хотели. На самом деле, Дитрих, твоя задача была предельно проста: дойти до Убийцы и этим хотя бы ослабить барьер. В остальном же мы готовились ко всему. Мы были готовы даже к тому, что ты станешь одержимым Кошмаром так же, как и Шакс. Но ты превзошёл все наши ожидания, сумев удержаться. Как тогда, когда ты пережил Тургор и удержался от того, чтобы уйти дальше, так же ты удержался и здесь. Никакими словами не передать, насколько это достойно уважения.
— Дальше. В наш адрес прозвучало обвинение, что мы подстроили смерть предыдущего тебя во имя своих целей, — продолжил Уталак, мягко глядя на Дитриха и Меридию, — не стану отрицать, мы хотели сделать из тебя дракона. И, вероятно, это было бы весьма болезненно. Но, разумеется, совершенно не таким образом. Всё должно было пройти под нашим чутким контролем, чтобы мы могли вмешаться и поддержать всякий раз, когда это требовалось. Хотя, каюсь, все возможные выгоды из этого извлекли — коль скоро всё случилось именно так, пришлось работать с тем, что было. Опыт длиной в две тысячи лет сказывается, сам понимаешь. И несмотря на то, что твоих страданий, Дитрих, никто не преуменьшает, мы рады, что всё получилось именно так. Мы рады тому, что имели возможность вырастить тебя как собственного сына. И как бы ты ни ненавидел нас за сокрытие правды и за наши эгоистичные стремления, ты знаешь, что мы всегда тебя любили, всегда были готовы поддержать тебя… и всегда гордились тобой… сынок.
Дитрих мотнул головой, отгоняя прочь эмоции и не поддаваясь чарам Уталака. Ему уже давно следовало догадаться, что настолько старые драконы, как он, запросто могут позволить себе такую амбивалентность. Можно годами, десятилетиями, даже столетиями с любовью и усердием натачивать клинок, любоваться им, даже прикипеть к нему душой — и потом без малейших колебаний пустить в дело, ибо надо.
— Зря ты так, сынок, — покачал головой Уталак, явно угадавший его мысли, — да, волею судьбы ты получил те качества, которые имеют колоссальное значение для всей нашей расы. Но ты — не средство и не инструмент. В первую очередь ты — наш сын.
Дитрих ничего ему не ответил. Сейчас было не до того. Сейчас он должен был понять, что они все собираются делать.
— Рассчитывали ли мы на то, что вы с Убийцей сумеете договориться, — подхватил разговор Геярр, — да, спорить глупо, сколько бы ты не прожил на этом свете — умирать всегда страшно, и всегда можно найти тысячу причин, чтобы отсрочить свою смерть. Так что да, какая-то глубинная, животная часть нашего сознания желала этого невозможного финала. Просто потому что такова природа любого разума, который всеми силами всегда будет стремиться сохранить себя в нынешнем состоянии. Но если нам придётся принести себя в жертву — а мы теперь видим и знаем, что придётся — мы сделаем это без колебаний.
— Ничего у вас не выйдет. Я вам этого не позволю, — прошипел Убийца, — Играда больше нет, и некому заполнить недостающие Цвета в Размыкающем круге, чтобы распечатать мою темницу. Да, я готов признать, что за эти столетия вы стали несколько честнее и с другими, и с самими собой. Я даже несколько удивлён тому, каких достойных детей вы умудрились вырастить. Но это ничего не меняет. Сам я не отступлюсь. И Размыкающий Круг вы тоже не сумеете сотворить. Уходите, нам больше не о чем говорить.
— К сожалению для тебя, это неправда, — мягко сказал Геярр, — потому что Размыкающий круг сотворить возможно.
— Что это вообще такое? — непонимающе спросила Меридия.
— Размыкающий круг — это призыв всех семи Цветов в одно место, доченька, — пояснил Мизраел, — такое действие снимает практически любые чары и проклятия, какими бы сильными и древними они не были. Темницу Шакса, в которую мы в своё время столь безрассудно вложили все свои силы, разрушить можно только так. Беда в том, что драконы для этого должны призвать и отдать весь свой Цвет. И качестве призываемых Цветов можно использовать только Доминанты.
Дитрих и Меридия при этих словах сжали руки друг друга со страшной силой, ибо, наконец, вся эта страшная мозаика встала на свои места. Все четверо несли в себе Пурпур общей силой, и Сирень, Лазурь, Изумруд и Золотой силой своих кланов. Недостающие же два Цвета…
— И это ещё одна причина, по которой мы были уверены, что вы справитесь, — печально кивнул Геярр, — потому что так ли уж случайно, что ты, Дитрих, принёс сюда недостающий Янтарь? Так ли уж случайно то, что ты, Меридия, принесла сюда недостающее Серебро? Нет, в этом деле мы уже давно перестали верить в случайности.
— Вы готовы бросить на жертвенник собственных детей? — прошипел Убийца со своего места, — какие же вы подонки! Как я вас презираю за это! Клянусь, даже если вы сумеете меня изгнать — даже На Той Стороне я никогда не перестану вас терзать!
— Ты не сможешь презирать нас больше, чем мы презираем себя сами, — печально усмехнулся Уталак, — потому что мы знаем, что заслужили это. Мы смалодушничали, не смогли последовать за Иградом и бросили его здесь, на растерзание тебе на все эти шестьсот лет. Теперь мы вынуждены не только сами идти на этот жертвенник, но и вести на него за собой собственных детей. Это пытка, но мы знаем, что заслуживаем это.
— Значит, — упавшим голосом спросил Дитрих, — таков будет исход, да? Никто из нас не выйдет отсюда живым?
— Увы, сынок, — подтвердил Уталак, — как бы мы ни хотели, как бы ни желали — но не всегда наши желания зависят от нас. С проклятием драконов должно быть покончено любой ценой. Чтобы наша раса, наконец, смогла посмотреть в будущее без тяжкого бремени прошлого. Мы все были готовы умереть ради этого. И мы молили Цвета, чтобы хотя бы вы это пережили. Но, видно, этому случиться не суждено. Нам жаль. Нам безмерно жаль, что подлость за подлостью мы строили путь к этой цели — но повернуть с этого пути уже было нельзя. И мы вынуждены были продолжать платить столько, сколько нужно.
Дитрих и Меридия прижимались друг к другу, не в силах переварить услышанное. Значит, вот для чего Цвета позволили им воссоединиться. Только для того, чтобы они, подобно недостающим частям механизма, заняли своё место и канули в небытие ради исполнения Пророчества. Дитрих почувствовал, как его сердце, внезапно поняв, как мало ему осталось, заколотилось в груди, как бешеное. Долгая драконья жизнь, которую он предвкушал и которой гордился, оказалась лишь красивой завлекающей обёрткой, за которой скрывались лишь пустота и забвение. Но где-то в глубине души Дитриха, которая была переполнена отчаянием и безнадёжностью, билась крохотная искра надежды. Ребёнок. У него будет ребёнок. В этом мире всё-таки останется его след. И хотя он уже никогда не сможет его увидеть, эта мысль капельку утешала. Значит, он не исчезнет совсем бесследно. Значит, он будет жить в своём сыне… или дочери. Возможно, хотя и маловероятно, что он или она даже когда-нибудь узнает, кем был их папа. И, что ещё менее вероятно, поймут его и будут им гордиться.
