Руссо был одним из первых светских авторов, которые представляли свои работы в схожем свете, призывая читателей понять истины, о которых он пишет, самостоятельно обживая его слова, а не исследуя эмпирическое основание того, что изложено на странице. И так же, как вера в Бога возникала из личной встречи со священной книгой, Руссо привлекал свой фан-клуб (в том числе при помощи рассылок) тем, что предлагал поклонникам подробный язык выражения специфических – обычно весьма эмоциональных – состояний сознания, которые до этого в общем обороте не встречались. С нашей сегодняшней точки зрения, Руссо занимался тем, что Гюстав Флобер позже назвал l’éducation sentimentale (воспитание чувств). Взрывное воздействие работ Руссо в его собственное время лучше объяснить «драматизацией» частной жизни: вместо того чтобы примерять маску на манер актера или «Вольтера» (это был псевдоним), Руссо делает из маски самого себя, а потому попадает в ситуацию, которая обычно ассоциируется со жрецом, отправляющим религиозный культ. Соответственно, влияние Руссо можно проследить на протяжении всей современной эпохи, поскольку оно проявляется во все более экстериоризированных репрезентациях состояний сознания, обычно приватных, начиная с романов и заканчивая сегодняшними книгами по селф-хелпу и мыльными операми.
Естественно-научный вывод из достижений Ньютона смещает фокус внимания с оригинальности к первенству автора. Это наиболее ярко выражается средневековой поговоркой, использованной Ньютоном для характеристики своей собственной работы: «Если я и смог увидеть так далеко, как у меня действительно вышло, причина в том, что я стоял на плечах гигантов». В оригинальной версии эта цитата имела ироничное и, может быть, даже самоуничижительное значение, поскольку достаточно встать на плечи гигантов карлику, и он уже увидит дальше них [Merton, 1965]. Получилось так, что я сам выяснил генеалогию этой поговорки только после того, как написал о Куне следующее: «Но достаточно, чтобы карлик встал на плечи гигантов, чтобы увидеть дальше них, а с какого-то расстояния карлик может показаться головой самого высокого гиганта» [Fuller, 2000b, p. xii]. Вторая часть этого высказывания заслуживает дополнительного уточнения. Так или иначе эта фраза часто приводилась рецензентами в качестве непочтительного искажения смысла поговорки, хотя она и представляется именно тем, что имелось в виду в Средневековье.
Тем не менее лозунг Ньютона остается пригодным и для современной научной инициативы, поскольку самый надежный путь к публикации – внести небольшое усовершенствование в хорошо определенный корпус знаний. Следовательно, изобилие исследований, представляющееся наивному взгляду «избыточностью информации», на самом деле означает коллективный поиск, в котором предшественники сужают поле зрения последователей.
В этом отношении академические издатели не пользуются тем уважением, которого они действительно заслуживают за развитие знания как общественного блага [Fuller, 2016a, ch. 2]. В конце концов, обычной практики интернет-публикаций, состоящей в том, что открытый доступ предоставляется к резюме статьи, ключевым словам и списку литературы, тогда как за сам текст статьи взимается плата, часто достаточно для понимания вклада статьи в состояние знания в данной области. Если говорить в категориях лозунга Ньютона, публикация просто отмечает успех первого из многих карликов-конкурентов, пытающихся в одно и то же время взобраться на вершину: и если карлик А не забрался туда первым, значит, скоро там может очутиться карлик Б. Действительно, можно сделать так, что эта динамика будет управляться спросом, если представить ее в качестве эпистемической версии настольной игры «Скрэббл», в которой поощряется первая журнальная статья, компетентно собирающая специфическую комбинацию ссылок, причем «компетентность» здесь понимается в достаточно широком смысле, включающем как новооткрытые данные, так и остроумные рассуждения.
Возможно, именно такое состязание соответствует «Игре в бисер» Германа Гессе. Это предположение, хотя и кажется поначалу легковесным, приобретет более весомый смысл, если рассмотреть обширный запас научных исследований, составляющих то, что Дон Суонсон [Swanson, 1986] окрестил «нераскрытым публичным знанием», то есть исследованиями, которые уже опубликованы, но при этом остаются недостаточно использованными, если вообще прочитываются. Скрывающаяся за этим выражением идея, пришедшая из библиотековедения и наук об информации, состоит в том, что можно создать стимулы и развить соответствующие поисковые машины, чтобы исследователи начали глубже изучать базу уже существующего академического знания с целью поиска скрытых, возможно, междисциплинарных, связей. Последние впоследствии могли бы помочь сэкономить на ресурсах, которые в противном случае использовались бы для проведения исследования с нуля. В идеальном случае людям, у которых есть мотив испытывать подобным образом судьбу, изучая научные работы, не захочется изобретать эпистемическое колесо, столь часто встречающееся в заявках на исследовательские гранты, в которых исследователи обозревают литературу не столько в качестве своего настоящего источника, сколько в качестве риторического инструмента, призванного расчистить концептуальное пространство для собственного вклада, еще только ожидаемого в будущем.
Однако, как только мы разворачиваем понятие избыточности информации в сторону нераскрытого публичного знания, оно начинает представляться не столько непреднамеренным следствием успеха, сколько симптомом откровенного провала. В этом контексте Клэй Джонсон [Johnson, 2012], один из пионеров цифровых политических кампаний, придумал выражение «информационное ожирение», описывающее склонность цифровых потребителей справляться с изобилием информации не за счет регулярной выборки из всего спектра доступных данных, а путем «запойного» потребления одних и тех же источников, подкрепляющих их мнение. Эта склонность поощряется поисковыми машинами, которые становятся все более чувствительными к паттернам цифрового потребления. В результате потребители цифрового контента чувствуют себя порой крайне информированными, но на самом деле они могут игнорировать большую часть доступной информации. Это, возможно, похоже на чувство насыщения после калорийного обеда в заведении быстрого питания, в котором отсутствуют некоторые жизненно важные питательные элементы. Правовед Касс Санстейн [Sunstein, 2001] дал известное описание этой проблемы как «эффекта эхо-камер», способного подорвать любые перспективы цифровой демократии. В применении же к науке как коллективному предприятию этот феномен распознается в сюжете «зависимости от траектории», связанной с тем, что Кун [Kuhn, 1970; Кун, 1977] называл «нормальной наукой», которая представляет собой все более специализированные модусы исследования, упрощающие для карликов возможность стоять на плечах великанов, а если не великанов, то других карликов.
Метафора «информационное ожирение» крайне удачна и на более глубоком уровне. Она указывает на то, что масса нецитируемых и нечитаемых научных публикаций составляет стоящий без дела запас концентрированной интеллектуальной энергии. В этом случае задачу можно описать одним из двух следующих образов, каждый из которых связан с особой стратегией диагностики и решения проблем депрессии в классической политэкономии: один из них «рикардианский», а другой «мальтузианский» [Fuller, 2002, ch. 2].
