— Уверен, много чего, — отозвался Дар, придирчиво оглядывая чересчур ответственную кису.
Слишком молода, слишком безрассудна и не умеет вовремя остановиться. И если в койке это очень даже хорошо, то вот терять ликвидатора Север не намерен.
26
Дар поймал её руки, с силой сжал, заставил Изару посмотреть на себя.
— Никакой работы, киса. За ночь пацан из камеры никуда не денется, а вот ты можешь запросто откинуть свои прелестные лапки. Так что домой, Изара. Без разговоров.
Она от его тона явно опешила. Но не особо прониклась, вон как недобро щурит глазищи.
— Шандар гро Маграт! — а уж такому грозному рыку и его альфа-бабуля Дердра позавидовала бы. — Командовать мной вздумал? Позволь спустить тебя с небес на землю: я не твоя сучка!
— Разве? — искренне, прямо-таки до глубины души удивился Дар. И возмутился одновременно, на пару со своим зверем. Да как она смеет говорить такие глупости?
Как это не его, когда его? Пахнет умопомрачительно, дышит быстро-быстро, и пульс под пальцами такой, будто сердце сейчас вот-вот выскочит. Не от страха. Он вообще не уверен, что Изаре знакомы это слово и это чувство.
Пожалуй, пора провести с полосатой нахалкой подходящую случаю беседу. О том, кто кому принадлежит и кто кого будет слушаться.
Дар дёрнул её в сторону ближайших кустов, куда не доставал свет фонарей. И различить, чем здесь заняты два оборотня, ой как сложно.
— Я не собираюсь тобой командовать, Изара, — сообщил он.
А потом глянул ещё раз в тёмные глазищи — и вдруг понял, что от него совсем не это хотят услышать. По запаху понял, по заполошному биению сердца, по дыханию, обжигающему губы. Всего одно движение — и вот уже Изара прижата к дереву, можно нависнуть над ней. Она ниже, ей приходится задирать голову, обнажая шею, на которой ещё виднеются следы его, Дара, зубов. Жестко он с ней обошелся, однако сейчас понял — не зря. Своё нужно присваивать до того, как начнётся всякая фигня с выяснениями, кто тут охамевший альфа, а кто блудливая кошка.
— Но дело в том, золотце мое полосатое, — зашептал Дар, склонившись к самым губам — чтобы не только слышала, но и поняла, — что ты до сих пор пахнешь мной. В том, что на твоей шее след моих зубов, который я очень хочу обновить. И на сей раз этим не ограничится, — он наклонился ещё ниже, прихватывая зубами мочку. По чужому телу тут же прошла волна дрожи. — Я собираюсь вылизать тебя всю. Снова. От этих премилых ушек до очаровательной задницы. Снаружи, внутри. Так, что ты станешь умолять меня тебя взять. Как в Хварне, только пьяна будешь вовсе не от алкоголя.
Запах чужого возбуждения трудно спутать с чем-то ещё. Сладкий, притягательный, он знаком всякому сильному зверю. Вот значит как — кошечку возбуждает приказной тон? Или дело в его, Дара, ладони, сжимающей её грудь?
— Так что, всё ещё не хочешь быть моей сучкой?
— Я — не твоя — сучка, — упрямо повторила Изара, сверкнув золотыми тигриными глазами.
Но, на её счастье (или на беду, как посмотреть), на решительный отказ это не очень похоже. Вообще ни разу не похоже, что уж там.
Впиться в чужую шею оказалось неожиданно легко. Не потому, что кожа нежная, а сама Изара — неожиданно покорная и ластится точно домашняя кошечка. (Хотя она и есть кошечка. Большая и смертельно опасная, но всё равно охочая до ласки.) А потому что Дар, как бы ни убеждал себя, что сильно проебался с меткой на едва знакомой оборотнице, никогда в жизни ничего не хотел сильнее.
Потому что это самое правильное, что он вообще когда-либо делал.
Вот только Изара явно другого мнения. Ну кто бы сомневался!
— Интересный способ настоять на своём, — фыркнула она, чуть отстранившись и смерив Дара недовольным взглядом. — Но я пока не убеждена. Старайся получше.
Вот чем думает эта беспутная полосатая задница — говорить такое чуть не посреди улицы?
«Есть хоть какой-то стыд у треклятых кошаков, Хаос великий?..»
Явно нет. Да и самому Дару уже почти наплевать, что двум взрослым людям невместно тискаться в тёмной подворотне.
И от «почти»-то толком ничего не осталось, когда чужие губы заскользили по шее, горячие и чуть влажные. Острые зубы осторожно, едва ощутимо прихватывали кожу, дразня и обещая — но не давая желаемого.
— Кусай уже, — рыкнул Дар таким тоном, от которого его беты, один борзее другого, дружно затыкались и гнули спины в поклонах.
Но Изара лишь рассмеялась прямо в ухо, обидно и провокационно.
— Помечтай, мишутка. Хоть полшеи отгрызи, а всё равно твоей не буду. Я свободная кошка.
Ха, можно подумать в этих словах есть хоть доля правды. Нет, врать себе полосатая живность может сколько угодно, однако нос оборотня не обманешь — маршал киса с охотой отдалась бы ему здесь и сейчас. И заливаться соловьем о свободе тоже может хоть до посинения, а толку-то? На её шее уже имеется метка сильнейшего альфы Севера. И обновляться она будет так часто, что Изара вскоре забудет собственный запах.
Впрочем, может потешить себя надеждами. Пока.
— Хорошо, — Дар отстранился, не забыв напоследок огладить её плечи, коснуться большим пальцем нижней губы. — Пойдём, провожу тебя.
Лицо у Изары сделалось такое до нелепости возмущённое, что захотелось самым некультурным образом заржать. Похоже, кто-то здесь не привык к отказам.
— Как мило, что ты предложил, — возмущение возмущением, а держать удар его маршал киса определённо умеет. Дар искренне восхитился, но, честно сказать, втайне мечтал о совсем другой реакции. — Мне давно пора возвращаться на работу!
27
К дороге Дар вышел первым, махнул десятиталеровой купюрой проезжающему мимо такси. Но в машину первым усадил Изару. Не столько из учтивости, сколько из вредности: мол, так и быть, поухаживаю за упрямой кошачьей злюкой.
— Тэр мор ашрат, — бросил водителю Дар. На недоуменный взгляд Изары пояснил невозмутимо: — Тут лучше понимают местный.
— И что это значит?
«Значит это, киса, что не стоит играть с медведями».
Вслух он, разумеется, сказал совсем другое:
— Это значит «Башня смерти». Прежде то здание пользовалось популярностью у самоубийц. Ну знаешь, высоко, темно, таинственно…
Изара понимала. Кивнула весьма серьёзно, плечами передёрнула, будто ей вмиг перехотелось ехать куда бы то ни было. Будет уроком…
Который удался на славу, судя по выражению, появившемуся на симпатичном лице.
И снова пришлось подивиться выдержке клятой тигрицы. Нет, поначалу она, конечно, с удивлением вытаращилась на своё временное жилище, метнула на Дара выразительный взгляд — гневный и, пожалуй, обиженный. Однако тут же с самой невозмутимой физиономией уточнила:
