— А это еще кто такой? — густые брови отца сошлись на переносице.
— Бывший твоей старшей дочери, — шепотом проговорила. — Он сейчас снова захотел с ней встречаться. И Юльке приходится держать от него оборону. Но он настойчив.
— Так вот, как зовут этого сопляка, — хищно протянул папа. — Что ж, и этого гада вскроем.
Вот и все. Больше ничего говорить я ему не стала. Даже о том, к примеру, что сестра не ночевала ни дома, ни у подруги. Что Влад не просто хочет ее вернуть, а уже практически преследует Юлю. И, наконец, что рассказал мне об этом тот самый Никита Гоголев, которого якобы подослал его собственный отец. И вот в чем вопрос: зачем птаху тогда мне помогать? Хотя… Он ведь под этим самым предлогом хотел проникнуть к нам в квартиру. Это наводит на определенные, не очень радостные мысли. Которые всячески противоречат одному факту: Никита сказал правду.
— Какой ужас, — бледнея на глазах, выдохнула ма. — Это же как наших девочек угораздило связаться с самыми настоящими подонками?
«Никита не подонок», — захотелось выкрикнуть мне. Но я смолчала. Потому что знала, что папа прав. Мне надо держаться подальше от этого замечательного, чуткого, внимательного… тьфу, беспринципного нахала. И почему перед мысленным взором снова предстало его улыбающееся лицо? А в ушах слышится: «А я тебя люблю, прикинь?» и я ведь на самом деле ему поверила. Получается, зря?
— Сколько наглости надо иметь, чтобы бросить девушку, которая готовилась к нему переехать, — продолжала распаляться мама. — А потом снова поманить, как собачонку?
Я еще немного с ними посидела и вернулась к себе. Настроения заниматься чем-либо не было. Единственное, чего я бы сейчас хотела — это посмотреть Гоголю в глаза и влепить ему звонкую пощечину. Пройтись как следует ладонью по щеке. Сделать так же больно, как было сейчас мне…
Вениамин пришел уже после одиннадцати. И то, не зная всех подробностей дела, мелкий завис на лестничной клетке, разговаривая с нашим соседом. Я как услышала до боли знакомый голос, так сразу же ощутила толпу мурашек, побежавших вдоль позвоночника. Родителям не следовало видеть младшенького в сомнительной компании. Но и мне самой не хотелось выходить к парням. Потому что, я чувствовала, было опасно на ночь глядя видеться с птахом. Для моей нервной системы и его физического здоровья.
— Юль, — я заглянула к сестре в комнату. — А не позовешь Веника из подъезда?
— А сама чего не позовешь? — сестра неохотно оторвалась от своего занятия — рисования готической картины тушью.
По моему кислому выражению лица ей сразу стало понятно, в чем дело. Она понятливо хмыкнула и встала со своего места. Музыку выключать не стала. Поэтому я сделала вывод, что она планирует как можно быстрее вернуться и продолжить страдать.
Я притаилась в прихожей, ловя каждое слово родных. Плохая привычка, приставшая ко мне еще с детства. И я столько раз слышала от родителей, что подслушивать не хорошо. Однако, в большой семье рот не разевают. Это мы с братом и сестрой еще относительно дружные и тихие. Сейчас. Но вот когда были помладше, дом стоял вверх дном. Мы носились, разбрасывали игрушки, пакостили друг другу. В общем, веселились, как могли. Поэтому-то не подслушать лишний раз, что там затеяла Юли или Веник (или оба сразу) в тайне от меня, было недальновидно.
Вот и сейчас, я уже было начала мучиться угрызениями совести из-за того, что рассказала папе с мамой про Влада… Как вдруг услышала, что моя старшенькая обсуждает с младшеньким и с нашим общим соседом родительский запрет на общение с Гоголевыми. И не просто обсуждают, а доверчиво рассказывают (конкретно Юлия) ему, что уже накопал отец и какие у него вообще имеются связи. От такого я просто-напросто задохнулась от возмущения.
— Да мой отец совсем рехнулся, — к моему удивлению, Никита вовсе не отпирался от правды, высказанной ему прямо в лицо. — Но я не собираюсь ему потакать. И с какой стати он выбрал именно эту квартиру, я тоже не знал.
— Дела… — протянул уже знатно поддатый Веник. М-да, ему сегодня явно улыбнулась удача на любовном фронте. — И что теперь делать будем?
— Искать способ переубедить нашего отца, — пожала плечами Юлька. Предательница. Ей же русским языком сказали, что Гоголевы ненадежные люди. Не могла помолчать хотя бы до того момента, как папа бы вызнал, о чем конкретно договорились наши новые соседи? Под словом «соседи» я подразумевала отца и сына.
— И для начала позвать сюда Лисичку, — на полном серьезе заявил Гоголь. — Уж она-то должна мне поверить.
— Она не согласится, — покачала головой Юля. — Отец ее сильно накрутил по поводу тебя.
— Еб***й пи*дец! — выругался сосед. — Я же хотел сам завтра с ним обо всем переговорить.
Хотелось выйти к ним и устроить разгон. Но я прекрасно понимала и осознавала риск оказаться в объятиях Ника, из которых бы уже не смогла выбраться. Поэтому не придумала ничего лучше, чем пойти к главе нашего семейства и рассказать ему обо всем. Пускай сам с ними всеми и разбирается. А мне нет дела до выдуманных на ходу отмазок. Наверное. Нет, мне вообще все равно! Он же действительно оказался самым настоящим маньяком, каким я окрестила его в начале нашего знакомства. Как я могу ему поверить? Что если все, что он сейчас сказал, ложь? И при разговоре со мной птах будет говорить все тоже самое? Господи, как же мне поступить?
Я подошла к папиному кабинету и положила ладонь на ручку двери. Да так и застыла, не решаясь войти и напрямую рассказать родителю о поведении брата и сестры. Я же не они, чтобы сразу же кому-либо докладывать последние новости? Да и не хорошо это: они мне как лучше стараются сделать, а я собираюсь их подставить.
Но самым главным отвлекающим фактором являлся сам Гоголь. Рассказать отцу о том, что наш сосед все знает, означало поставить жирную точку в наших так и не начавшихся отношениях. Я понимала, что ничем хорошим мое промедление не закончится, что надо это сделать как можно быстрее. Но рука слабела с каждым мгновением, и вскоре совсем опустилась, безвольно повиснув вдоль тела.
С самого начала я была готова к тому, что Никита окажется корыстным, наглым типом, которому от меня нужен только секс. Я не питала насчет него радужных иллюзий и не надеялась, что он изменится. И, кажется, еще тогда проиграла этот бой. Как бы я не уговаривала себя пройти мимо, послать парня к черту, не могла этого сделать. Меня тянуло к нему с непреодолимой силой, противиться которой было невозможно.
Слабая. Хотя, раньше никогда себя таковой не считала. А сейчас… Стою рядом с отцовским кабинетом, уже вполоборота, и смотрю на входную дверь в прихожей. За ней с Юлькой и Веником разговаривает тот, кто незаметно для меня самой украл мое сердце. И я боюсь пойти к нему и забрать назад то, что принадлежит только мне. Потому что, опять же, боюсь, что вместе с сердцем он похитит и меня саму.
Ноги сделались ватными. Что бы папа ни говорил, ни сегодня, ни потом, когда накопает на Гоголя что-то еще, я не смогу вернуть все назад. Не знаю, что должно произойти, чтобы я разочаровалась в Никите до такой степени, что он бы вновь стал для меня обычным парнем.
