— Пойдем к барной стойке, — предложила Юлька, крепко хватая меня за руку и буквально ведя за нее в нужную сторону.
Сопротивляться я, понятное дело, не стала. До того момента, как не увидела Гоголя стоящим неподалеку от этой самой барной стойки. И был мой, вроде как молодой человек, не один, а в обществе уже знакомой мне Кати. И все бы ничего, если бы… они не целовались. Именно в ту самую секунду, когда до моего дурного мозга дошла эта информация, мне хватило сил остановиться, высвободить свою руку из плена Юлькиных пальцев и, развернувшись, заторопиться на выход.
Грудь жгло изнутри. Словно я проглотила раскаленный уголь. И боль, причиняемая им, только сейчас дала о себе знать, не затронув язык и горло. Я пыталась сдержать слезы, тут же выступившие на глазах, но не смогла. Да какое там… Я с трудом переставляла ноги. Мысленно уговаривая себя делать следующий шаг. Силы враз меня покинули. Что неудивительно, когда внутри тебя, кроме боли, больше ничего не остается. И единственное, что ты можешь делать, это упрямо переставлять ногами.
В ушах по-прежнему стояла громкая музыка. Перед глазами же все расплывалось. Надо же было быть такой дурой! Влюбленной по уши идиоткой! Кому я решила довериться? Ему? Тому, чей отец так и жаждет поквитаться с моим родителем? Говорил же мне папа, чтобы я держалась от Никиты подальше. Но я, витающая в облаках, не хотела его слушать. Не желала прислушиваться к тому, кто точно не желает мне зла. И не преследует, как Гоголь, корыстных целей.
Гоголь… Наглый, самоуверенный птах, растворившийся в сердце и уничтоживший его. Разбивший на мельчайшие осколки, оставляя мне всего один. Чтобы я не умерла на пороге клуба, возле которого сейчас стою и глотаю слезы. Мне бы бежать дальше, прочь от этого места и начинающегося дождя. Чего, спрашивается, стою? Кого или чего жду? Не побежит он за мной. Хотя бы потому, что не видел. Был слишком занят Катей.
Зачем тогда он… Черт, и снова не те вопросы в голове. И воспоминания, несмотря ни на что, приятным томлением растекаются по коже. Все-таки я на самом деле дура. Он четко дал понять, что ему от меня нужно. А я, поверив в сказанные признания, решилась довериться. Вот и обожглась. Как говорится, всегда бывает первый раз. Вопрос только в том: почему от этого так больно? Настолько, что уже ничего не хочется. Так бы и стояла, смотря себе под ноги и чувствуя, как первые капли касаются кожанки, волос, кожи…
— О, а я тебя знаю, — послышался за спиной знакомый девичий голос.
Вздрогнув, медленно повернула голову так, чтобы можно было увидеть лицо говорившей. Катя… Ну, конечно, в отличие от Ника, она меня увидела. По закону подлости. Еще и вслед за мной пошла. Странно, что Юлька осталась в клубе и не торопилась присоединиться ко мне. Решила остаться? Лишь бы не подходила к Гоголю. Если и на этот раз она встанет на его сторону, я не переживу. И так слишком больно. Хватит с меня и Никиты…
— Я тебя тоже, — спокойно проговорила.
Слава богу, что там, где я стояла, был полумрак. А дождь, набирающий обороты, скрывал за своими каплями мои слезы. Если удастся и дальше говорить спокойно, эта… не просечет, что я, мягко говоря, расстроена. А она, я уверена, с удовольствием пройдется по моим нервам.
— Чего не подошла, не поздоровалась? — поинтересовалась девушка, подходя ко мне ближе.
С трудом подавила желание отшатнуться от нее, как от прокаженной. Не хватало еще заразиться от нее стервозностью.
— Не хотела вам мешать.
Нужно делать глубокие вдохи и плавные выдохи. Это должно помочь не потерять контроль над эмоциями. Возможно, я разговариваю с ней в первый и последний раз. Выставлять себя истеричкой? Еще чего.
— Ты бы не помешала, — продолжая растягивать губы в издевательской улыбке, продолжила говорить Катя.
Она остановилась в паре шагов от меня. Смотрела на мое лицо, точно искала подтверждение каким-то своим догадкам. Единственное, что я могла сделать, это показать неприличный жест и таки направиться в сторону метро. Что, собственно, и сделала, наплевав на то, что вообще-то я воспитанная девушка.
Черта с два! Будь я единственным ребенком в семье, возможно, и дала бы слабину. Но у меня были старшая сестра и младший брат. Вот последний, конечно, далек от идеала. А плохой пример, как говорится, заразителен. Юлька бы в свою очередь не стала размениваться на слова. Сказала бы все, что думает, в лицо. Да такими бы словами прошлась по тому, кто нарушил ее покой, влез в личное пространство, что у незадачливого собеседника бы уши в трубочку свернулись.
— Не подходи к нему, слышишь?! — полетели мне вслед слова. Не сдержалась все-таки, решила добить. — Мы с ним вместе!
— Поздравляю, — процедила тихо и ускорилась.
Ноги быстро промокли, волосы превратились в противные, мокрые сосульки, лицо холодил ветер. Страшно подумать, в каком виде я ехала в метро. Если прибавить к образу ведьмы красные от слез глаза и распухший нос. В одном мне сегодня повезло — придя домой, никто мне навстречу, кроме Ерика, не вышел. Мама, как потом оказалось, засела за написание детектива, а отец умчался по каким-то важным делам. Веник, понятное дело, сидел у себя и слушал музыку. Не так громко, как раньше, но я слышала быстрый речитатив, в который вплетался другой, более тихий голос:
— Can't you see that you're smothering me
Holding too tightly afraid to lose control
Cause everything that you thought I would be
Has fallen apart right in front of you
(Caught in the undertow just caught in the undertow)
Every step that I take is another mistake to you
(Caught in the undertow just caught in the undertow)
And every second I waste is more than I can take…
Прошмыгнув к себе, стала быстро раздеваться, первым делом стаскивая с себя мокрые джинсы. Волосы лезли в глаза и мешали нормально видеть. Да и слезы, чтоб их, снова выступили на глазах, как только я оказалась в комнате. На улице и метро еще худо-бедно сдерживалась, а тут словно плотину прорвало. Отбросив джинсы от себя в сторону, медленно опустилась на кровать и, закрыв лицо руками, расплакалась пуще прежнего. Ну, почему я дура такая, а? Знала ведь, что ничем хорошим это не кончится. Знала… Но надеялась, что со мной подобное не случится. Что со мной Никита станет другим. На самом же деле это была дурная затея. И любовь, которую я себе нарисовала, оказалась призрачной. Всего лишь плод моей фантазии. А Гоголь просто-напросто хорошо сыграл свою роль. Получил, что хотел, и на этом можно было расслабиться. Пойти целоваться с другой, более безотказной девчонкой. Впрочем, я сама во всем виновата. Он лишь воспользовался ситуацией.
Как бы я не старалась уговорить себя встать с кровати и пойти в ванную, хотя бы помыть руки, ничего не получалось. Я промокла, продрогла, голова стала словно чугунной и жутко болела. Я же продолжала сидеть и глотать слезы.
Сколько прошло времени, понятия не имею. Очнулась лишь, когда в дверь осторожно постучали. Вздрогнула от того, что этот, казалось бы, вполне обычный звук, показался мне очень громким.
