— Связать свою жизнь со смертной довольно рискованно.
— Отчего же? — как попугай, повторила я, делая еще глоток и напряженно следя за Элриком.
Он и Исилендил остановились около одного из дубов и, чуть склонив друг к другу головы, что-то обсуждали. Точнее кого-то. И, судя по всему, этим «кем-то» была я. Потому что в этот момент эльфийские короли развернулись и уставились на меня. Я отсалютовала им почти пустым бокалом.
— Неравные браки редко заканчиваются счастьем супругов, — наставительно произнесла Идриль.
Я метнула в ее сторону вопросительный взгляд. К чему она клонит?
— Мы оба оказались в невыгодном положении.
— Для смертного честь провести отпущенный срок на земле рядом с эльфом из знатного дома.
— А если это самый обычный эльф? — съязвила я.
Видимо, Элрик заблуждался на счет умения эльфиек держать удар. Когда у тебя из-под носа уводят знатного жениха, будь ты хоть сто раз принцессой, обида даст о себе знать. Преданные ожидания есть преданные ожидания.
Эльфийка непонимающе смотрела на меня большими томными глазами.
— Это понятие применимо лишь к людям. Обычных эльфов не бывает.
— Бывают только незнатные? — с вызовом спросила я.
— Верно, — царственно кивнула Идриль.
— Какая чушь! А как же любовь?
— Любовь — развлечение смертных и тех эльфов, умы которых не обременены заботами о целом королевстве. У наделенных властью нет времени на глупости.
— А я-то думала, этого добра у эльфов навалом, — хмыкнула я.
— О чем ты, дитя? — высокомерно спросила Идриль, чуть выгнув тонкую бровь.
— О времени. Вы живете веками, можно найти время и на заботы, и на любовь. К тому же, если следовать твоей логике, ваш брак с Элриком был бы лишь равнодушным политическим союзом, не сулящим лесным эльфам продолжения рода. Кто бы в таком случае выиграл от этого брака? Твой отец?
Я внимательно следила за ее реакцией на мои слова. Мраморное неподвижное лицо Идриль не выражало никаких эмоций, но пальцы нервно перебирали длинную цепочку, охватывающую точеную шейку.
— Причем здесь мой отец? — поспешно ответила она. Слишком поспешно. — Я имела в виду лишь то, что эльфы не должны разбавлять свою кровь союзами со слабой расой.
— Конечно, это ведь не то же самое, что быть посватанной за гнома, — ответила я.
Лицо красавицы скривила презрительная усмешка.
— Напитки? — прозвенели знакомые колокольчики, и я увидела Камелию, которая держала в руках небольшой поднос. — Не отказывайте себе в удовольствии. Это лучший нектар Лоссэ Таурэ.
— Благодарю, — кивнула Идриль, беря бокал тонкими пальчиками с острыми ногтями.
— Вивиан, ты не поможешь мне? — невинным голосом спросила Камелия.
— Конечно, — охотно согласилась я и, вежливо кивнув Идриль, пошла следом за Камелией. Когда мы отошли достаточно далеко, я благодарно сказала: — Спасибо!
— Я увидела твое лицо, Элрику не стоило оставлять тебя наедине с этой надутой индюшкой, — отозвалась Камелия. — Как ты себя чувствуешь? Все в порядке?
— Теперь, когда ты помогла мне удрать от ее надменного высочества, просто прекрасно. Все-таки Элрику стоило бы жениться на ней. Они бы свели друг друга с ума уже через неделю.
Мы дружно рассмеялись. Какой-то незнакомый мне эльф пригласил Камелию на танец, и она, очаровательно улыбаясь, приняла приглашение. А я заметила, что серебряная и рыжая головы покинули зал, и поспешила следом. Пробравшись сквозь толпу танцующих, я вышла на большой балкон, с которого несколько широких ступеней вели в сад.
Элрик и Исилендил двигались по тропинке в сопровождении своей охраны. Вот их догнал еще один эльф в маске с перьями и присоединился к беседе королей. Я осторожно шла следом, размышляя, получится ли у меня разозлиться или испугаться, чтобы призвать своенравную силу.
Внезапно из зарослей высунулась чья-то сильная рука и, обхватив меня за талию, втащила в кусты. Испытывая отчаянное желание заорать, я открыла было рот, но широкая ладонь легла на мои губы. Я лишь протестующее помычала и попыталась прихватить ладонь зубами. В пылу борьбы моя маска соскользнула на землю.
— Тише, — прошептал незнакомец, обдав меня сладким запахом туберозы, — ты же не хочешь, чтобы Элрик застукал нас.
Морнэмир — а это был именно он — ослабил хватку. Я развернулась, пылая возмущением.
— Енот тебя раздери! Зачем же так пугать?
Эльф тихо рассмеялся.
— Ты забавная, когда злишься.
— Что все это значит?
Я вдруг поняла, что стою в кустах с незнакомцем в маске, который запросто может оказаться тем самым наемником. С трудом я сглотнула.
— Всего лишь хотел поговорить.
— Некогда мне разговаривать, — я сделала шаг в сторону тропинки.
— Постой! — Эльф удержал меня за руку. Его пальцы были теплыми. — Еще успеешь спасти его серебряную голову.
— Что? Ты-то откуда знаешь? — я нахмурилась. — Кто ты вообще такой? Отвечай на вопрос или я закричу! Смотри, я уже открыла рот и набрала в легкие воздуха.
— На какой из трех вопросов ответить сначала? — хмыкнул Морнэмир.
— Все, я ухожу!
— Да постой же! Выслушай меня! Ответишь всего на один мой вопрос, а я скажу тебе, где прячется наемник.
Что? Он и про наемника знает!
— Сначала сними маску.
— Зачем?
— Люблю видеть лицо собеседника.
— А вдруг под маской прячется чудовище? Не боишься?
— Нет, — соврала я. Трусиха внутри меня отчаянно паниковала. — У чудовищ обычно добрая душа. Опасаться следует красавцев.
Морнэмир несколько секунд прожигал меня взглядом блестящих глаз, а затем стянул маску с лица. Честно, я ожидала, что у него из носа или рта полезут щупальца или что-то вроде того. Но я увидела лишь извилистый красный шрам, что тянулся через правую половину лица, от миндалевидного глаза до крепкой шеи. Мне стало не по себе при мысли о том, кто же мог сотворить такое со столь красивым созданием. Если не считать этого шрама, лицо эльфа было прекрасным. Тонкие черты находились в полной гармонии: высокие скулы, как у большинства эльфов, чистый белый лоб, точеный нос и словно вылепленные полные губы. Черные волосы матовой волной падали за спину, а глаза напоминали ягоды бузины. В Лоссэ Таурэ я его определенно не видела. Поймав себя на мысли, что довольно невежливо пялиться на чужие шрамы, я откинула волосы назад и показала свою шею.
— А это мои, — просто сказала я.
— Откуда они у тебя? — резко спросил эльф.
— Из прошлой жизни. Напоминание о том, что нельзя доверять никому, даже самым близким.
