Сразу же после математики, то бишь после последней пары, я пристала к нему с вопросом:
— Ты просто обязан позаниматься со мной, — я требовательно заглянула другу в глаза и продолжила: — Не то я обзавидуюсь и буду изводить тебя на контрольных, чтобы решил и мой вариант тоже. Когда будешь свободен?
— Я мало когда сейчас свободен, — тяжело вздохнул он и отвернулся. — А теперь, прости, мне надо идти на работу.
— Ты работаешь? — как-то не очень радостно переспросила я. Всё-таки, с папой у нас так ничего и не вышло. — А где? Помнится, ты думал уходить с должности курьера.
Мы вышли из здания института. Накрапывал мелкий дождик. Он неприятно моросил и тут же проникал под одежду. Я посмотрела на поежившегося Громова и с тоской вспомнила, как раньше он обнимал меня за талию, прижимал к себе и говорил о том, что пока боится обещать что-либо серьезное. Да, надо было его еще тогда брать за шкирку и тащить к наркологу. Но если бы я только знала!…
— Я взял отпуск за свой счет, — всё-таки ответил он и полез в рюкзак за зонтом. — Я гляжу, кто-то сегодня не смотрел прогноз погоды.
— Не смотрела… — пробормотала я, понимая, что со всеми переживаниями совершенно забыла проверить, будет ли сегодня дождь. — А постоянно таскать с собой зонтик лень.
Меня милостиво пустили к себе под крылышко, и мне почему-то подумалось, что так оно даже и лучше. Была бы я чуть более стервозной, возможно, могла бы с помощью вранья и простой женской хитрости добиться от него того, что скорее всего не добьюсь, говоря правду. Как все просто: казаться в его глазах маленькой и беззащитной, чтобы получить взамен хотя бы дружескую теплоту, опеку…
— А меня дома обманули насчет работы, — машинально проговорила я, по-видимому совсем расслабившись рядом с Громом. — Папа открыл свою фирму и пообещал, что я буду работать вместе ним.
Глупо было бы надеяться на то, что он (Миша) тут же пригласит меня к себе в коллеги. Вот потому-то и решила рассказать ему немного о себе. Чтобы знал, что не у него одного жизнь протекает не очень гладко.
— Отвратно, — выдал друг после некоторого молчания. — И как ты справляешься?
— Нормально, — пожала плечами. — Чашка кофе и шоколадка, и настроение поднимается.
— Везет же… — снова вздохнул он. — Всего лишь кофе…
Мы молча прошли через проходную. Я никак не могла его понять. Почему Миша решил, что не сможет жить без укола? Это ему сказал врач? Нет. Наверняка та зараза, что основательно засела в нем, правит бал. У меня сложилось такое ощущение, что наркотики делают из людей безвольных кукол, марионеток… Вот сейчас рядом со мной шла примерно такая же марионетка, считающая, что в жизни есть только одна радость, без которой все сломается и разлетится, словно карточный домик на ветру.
— Почему ты решил, что не сможешь жить без этого? — я снова попыталась поговорить с ним на ту тему.
Прекрасно осознавала, что в тот момент рисковала потерять его, но остановиться уже не могла. Слишком больно мне было видеть Грома таким…Потерянным. В смятении и страхе, что не успеет домой (подозреваю, что именно туда он вчера и стремился) за очередной порцией… Уже даже страшно мысленно произносить это вслух. Как можно так истязать себя? Сознательно начинать, зная, что потом не сможешь остановиться. Я даже боюсь думать, что произойдет в случае передоза. Ведь рано или поздно этой гадости в организме станет очень много и тогда… Нет! Я должна успеть раньше.
— Я это чувствую, — последовал ответ.
— Миш, это называется ломка, — тихо поговорила я. — Врачи помогут. Я помогу. Помнишь, месяц назад ты еще надеялся…
— Сейчас все изменилось, — и снова этот безжизненный тон.
Его слова словно тонким лезвием ножа проходились по моему сердцу. Как-будто разговариваешь не с человеком, а со стеной. Ты пытаешься до него достучаться, но не можешь. И хоть разбейся на тысячу осколков о толстую невидимую преграду между вами, все равно не заставишь его измениться.
В метро мы разошлись в разные стороны. Я поехала домой, а он… надеюсь, что все-таки на работу. Оставил меня в таком состоянии и даже не попросил отписаться, как приеду. Спасибо и на том, что хоть попрощался. А, между прочим, мне очень не хотелось отпускать его, и если бы не Сашка с Даном и Ромой, не знаю, как бы я доехала до своей станции. На меня навалилась жуткая апатия, а еще сонливость, от которых я могла бы запросто проехать нужную мне остановку.
— Аль, — позвала меня Санька, когда я стояла на своей стороне платформы и бездумно продолжала гипнотизировать удаляющуюся спину Громова. — С тобой все в порядке?
Ее голос заставил вынырнуть из нерадужных размышлений и вновь заинтересоваться происходящим вокруг. Признаюсь, в те минуты я сама была ничем не лучше своего зависимого друга. Рассеянная, в прострации, напуганная, я наверняка притягивала к себе всеобщее внимание. По крайней мере, мне так показалось, когда поняла, что совершенно выпала из реальности.
— Привет, — вяло откликнулась я, с удивлением отмечая, что ребята уже окружили меня и вовсю стараются обратить на себя мое внимание. — Ой, я долго вот так…стою?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Рома и указал на приближающийся поезд. — Но, кажется, ты немного задумалась.
— Совсем капельку, — хихикнула Саша.
— И правда, — тяжело вздохнула я, с радостью отмечая, что еще не все потеряно. — Старею, видимо.
Захотелось побыстрее добраться до дома и разреветься, пока не пришли родители. А ребятам как на зло приспичило сегодня посидеть в кафе и отметить начало учебного года. Мол, вчера они меня не видели, так что кофе пить было не с кем. А тут, как говорится, сам бог велел.
Странно, но почему-то про Громова расспрашивать меня никто не спешил. Наоборот, парни всячески обходили стороной данную тему, из чего я сделала вполне себе удручающий вывод: от моего друга компания таки отказалась. Наверняка уже и подруга в курсе — вон, как сочувственно смотрит на меня. Конечно, они-то уже наверняка не видят смысла в том, чтобы и дальше нянчиться с Мишей, пытаться как-то поговорить и уговорить пройти лечение.
Мы разговаривали об учебе и обсуждали новые впечатления от первых двух дней, проведенных в стенах нашего института. Ребятам все нравилось, а мне… Пока еще трудно было сказать что-либо. Говорить о вчерашнем инциденте желания никакого не было, о сегодняшних баталиях с преподом по математике — тоже. А что еще? Кроме того, что историчка на первое сентября устроила тест по всей школьной программе, мне похвастаться особо было нечем.
Когда возвращалась домой, чувствовала себя ничуть не лучше, чем, когда шла из института. Зачем-то надеялась встретить у перехода друга… который в тот момент скорее всего в поте лица развозил заказы, зарабатывая тем самым себе на очередную дозу. И вот не знаешь, что было бы для него лучше: то ли упечь к дяде в деревню (не сомневаюсь, что там он каким-то волшебным способом смог найти, то, от чего его так старательно хотела оградить мать), то ли оставить все, как есть. И где он только находит такие сомнительные связи? Гром же переехал в столицу, а значит, распрощался со своей прошлой компанией. Как он смог так быстро адаптироваться на новом месте?
