Но все эти загадки для Томаса сейчас на втором месте. А на первом… Как случилось, что Миа Лейнер постепенно отвоевала у Кавендиша добрую часть его головы? Захватила, оккупировала и не собирается возвращать. Сначала это была пара-тройка мыслей в день: «ну вот, опять!», «что она сегодня задумала?», «ну где она там ходит?», «целый день ее не видно», «поискать ее самому?», раздраженное «и почему она вечно с кем-то рядом?», а потом неожиданное — «скорее бы прошла ночь, завтра я опять ее увижу». С ног сшибающее ощущение, когда он ее видит — радость, стремление бесконечно любоваться ее яркостью и красотой: идеально вылепленными губами, вздернутым носиком. Ловить взгляд прозрачных голубых глаз, слышать заливистый смех.
Долгое время Томас думал, что после Лиз не полюбит никого. Не увлечется дальше постели. Долго держался. Ему хватало редких подружек на одну ночь — случайных знакомых из баров. С несколькими он даже продолжал встречаться по паре месяцев. Однако не всем его девушкам нравилось, что он не снимает футболку в постели. И постепенно встречи стали происходить все реже.
Миа знает, что у него кор-плата в спине. Более того, она считает его «интегрированным». До недавнего времени Кавендиш полагал, что все эти слухи об одушевленных циклонах — выдумки скучающих обывателей. А теперь он сам вроде как продукт той самой Эволюции, о которой трещала надоедливая Ванесса. Как же она ему навредила? Как ему теперь в глаза Мие смотреть, как вызвать ее на откровенный разговор? И что он скажет? Выходи за меня замуж? Ни о чем думать не могу, кроме как о нашем поцелуе? Так хочу тебя обнять, так ревную к Элу и Фебу, что скоро зубы сотру? Я не киборг, я человек, просто… калека. Зачем двадцатилетней девушке, которая через несколько лет будет одним только своим взглядом мужчин на колени ставить, парень — продукт медицинского эксперимента, который еще неизвестно чем закончится?
Мысли то лениво текли, то начинали бешено проноситься в голове. Томас так ни в чем и не разобрался. Вернее, в себе — более-менее. А вот, что Миа насчет всего этого думает? Ему захотелось выпить пинту темного, посидеть в теплом, светлом, шумном месте, уже среди людей.
Он услышал голоса. Кто-то спускался к озеру по крутому склону. Звучал резкий мужской смех. С обрыва сбежала четверка парней. Томас бросил на них взгляд искоса, в сознании сразу замигала красная лампочка предупреждения: крепкие ребята, взвинченные алкоголем, возраст такой, что дятлы в голове стучат. Повернули в сторону лодочных мостков, сейчас пройдут мимо него. Томас привстал, закрывая рюкзак, оценивая обстановку. Том спрыгнул с причала и пошел прочь, небрежно помахивая рюкзаком в руке. Там бутыль брэнди, горлышко у самой его руки, если быстро перехватить, сойдет в качестве оружия, Кавендиш и не такими вещами убивать учился. Парни догнали его и пошли примерно с той же скоростью, не стараясь обогнать. Главное сейчас не спешить, не ускоряться, не привлекать к себе внимания. Томаса в этом вопросе хорошо натаскали в зоне тридцать в Л-Полисе, где он жил после ранения и до возвращения в Бюро. Парни его, конечно, видят, но для них он пока — обычный, опившийся дешевого самогона турист. А ребята явно местные.
Голоса парней разносились по пляжу. Придав походке некую нетвердость, изображая бесцельно склоняющегося подвыпившего типа, Томас потихоньку увеличивал разрыв. Он все ближе подходил к деревянной лестнице, сооруженной для удобного спуска к озеру.
— Эй, Ксав, куда тебя несет? — проорал один парень. — Я поставил на сверчка под номером пять. Уверен, в этот раз мне повезет! Давай вернемся!
— Успеешь, — глубоким голосом, с заметным акцентом, уже немного привычным слуху Кавендиша, произнес второй. — Бой только начался. Хочу пройтись. Мне нужно подумать.
— О чем еще, Ксав? — кто-то третий, с писклявым голоском. — Все уже решено. Решено ведь?
— Ты идиот, Брю? — лениво выговорил Ксав. — Ты собираешься перевозить наш нежный груз, — парень издал короткий смешок, — для одного из самых богатых людей в секторе-семь на одном из этих ржавых корыт? Мы не успеем сменить транспорт в Кластере. Нужно искать судно здесь, за любые деньги. Все равно окупится. Впрочем, подождем, что предложит наш добрый Генри, у него есть какая-то идея.
— Ксав, не верю я ей, боюсь, она выкинет какой-нибудь фортель. Ты же знаешь этих… поселковых.
— Не выкинет. Она разумная девочка, а здесь ее семья. И хватит, Брю. Не ори. Мы тут не одни. И я думаю не о предстоящем деле.
Лестница была все ближе. Томас почти расслабился. Парни заняты своим разговором, а не на почесать-кулаки-марафон вышли.
— И о чем ты думаешь? — насморочно гудя в нос, спросил четвертый парень.
— О всяком-разном. О том, как расстарался в этот раз старина Генри, — намного тише проговорил Ксав. — Мне, конечно, не по душе, что поселковым опять разрешили участвовать в ярмарке, пусть даже на один день меньше. По слухам, их и на концерт пустят. С другой стороны, концерт дело хорошее. Говорят, мэр отвалил нехилую сумму сладкоголосому метрополийскому педику.
— Этому… Фебу? Он хорошо поет. Может, он не педик? — обиженно проговорил Брю.
— Они все там педики, — сухо сказал Ксав. — В Кластере не осталось ни нормальных мужчин, ни женщин. Все или извращенцы, или бесплодные, или киборги. Думаешь, зачем владельцу целой планеты жена с Периферии? В Кластере скоро некому будет рожать детей. Но ничего, скоро оно придет, наше время. Оно наступит, и Генри придется ответить за то, что он так привечает тут гибридников. Правда, приятель?! Эй ты, впереди!
Томас, уже давно ожидавший чего-то подобного, обернулся, пьяненько покачнулся, изобразил понимающую мину и закивал. Торс-фонари ярко освещали площадку у лестницы. Ксав оказался смугловатым парнем лет двадцати пяти, одетым в черное, с темными волосами, резкими чертами и глазами, посаженными близко друг к другу. Он смотрел на Томаса пристально и холодно, почти не мигая. Кавендиш снова кивнул, начал подниматься, пошатываясь, и четверка парней затопала за ним.
— Это лучший фестиваль за три года, — прогундосил простуженный. — Говорят, в этот раз будут пара талисманов. Не наших, из Кластера. А мне все равно. Это хорошо. Хочу благословение.
— Талисманы, — с нехорошим смешком, заставившим Томаса напрячься, протянул Ксав. — Я видел одного из них… вернее, одну. Только что. На ярмарке.
— Так вот о чем ты думал всю дорогу! — захихикал писклявый. — О той рыженькой длинноногой цыпочке, что расстроилась из-за сумки? Я бы ее утешил. Мне такое благословение тоже не помешает.
— Держи свои мысли в штанах, Брю, — раздраженно проговорил Ксав, — и не выпускай их наружу, особенно при мне. Господь велел, чтобы в Дни Урожая любовь молодоженов испытывалась на прочность. Господь мудр. И сдается мне, еще не поздно предостеречь девушку от ошибки. Я не видел ее жениха, но что-то мне подсказывает, что метрополийский хлыщ, какой бы он ни был, не заслуживает подобного дара от Бога.
— И что ты задумал, Ксав? — загоготал Брю.
— Уж тебе, болтуну, я пока ничего не скажу.
— А мне? — спросил Томас, останавливаясь, поворачиваясь и половчее перехватывая бутылку за горло. — Мне скажешь?
